Строители
Шрифт:
— Хорошая женщина, — тихо сказал Григорий Матвеевич, — очень хорошая… только немного шумливая и… так сказать, энергичная. — Он уселся в кресло, в котором только недавно сидел гасконец д’Артаньян, и раскрыл книгу. Он выглядел уставшим, под глазами были синие тени.
— Очень, знаете, требовательная…
Ночью из моего детства, уже подернутого дымкой, приходит прораб Иван Петрович.
— Ты что, парень, заболел? — огорченно спрашивает он.
— Да-да… заболел, Иван Петрович!
— Держись,
— Сейчас, сейчас, Иван Петрович, я встану.
Но что-то крепко держит меня.
…Детство… школа… раскрашенная карта мира. Кем быть? Конечно, путешественником, открывателем новых земель. На маленьких черных корабликах плыть по пунктирным линиям из порта в порт.
Но вскоре становится ясным, что все земли, мысы, острова уже открыты. Я опоздал по крайней мере на сто лет. Даже полюса открыты и, как оказалось, ничего особенного не представляют, так себе — воображаемая точка… Вот разве в глубь земли заглянуть. Это что значит? Геологом быть?
А может быть, книгу написать, такую, как «Мартин Иден»?
Идут годы, бегут годы, и все чаще я начинаю посматривать на строящиеся здания. Как это такую махину ставят на фундаменты? Почему на одно здание можно часами смотреть, а другое — скучное-скучное?
— Иди, иди отсюда, мальчик! — покрикивают на меня прорабы. — Упадешь куда-нибудь. Отвечай за тебя…
Но я упорно прихожу после школы на эту стройку… Почему один кран красный, а другой желтый? Почему один кран движется по рельсам, а у другого гусеницы? Почему…
Наконец прорабу — мрачному большому человеку с длинным рябым лицом — надоело. Он схватил меня за руку:
— Пойдем к твоим папе-маме.
— Их у меня нет, — поспешно сказал я, как бы извиняясь за это. — Только бабушка, но она далеко отсюда.
— Как так? — удивился он. — А у кого ты живешь? Кто тобой командует, уши дерет?
— Никто… Если вы хотите на меня пожаловаться, то повидайте Анастасию Александровну, нашу учительницу, — посоветовал я ему. — Это тут недалеко.
Прораб скупо усмехнулся:
— Учиться, наверное, не хочешь, вот и шатаешься по стройкам, — строго заключил он. — Двойки?
— Нет, Иван Петрович. — Я вынул из портфеля дневник.
— Здорово! — похвалил он, разглядывая дневник. — Одни пятерки. А откуда ты знаешь, как меня звать?.
— Тут все кричат: «Иван Петрович, раствор!», «Иван Петрович, кирпич!»… — Я остановился, только сейчас заметив, что у прораба один глаз смотрит на меня, а другой в сторону. Как он это делает, спросить?
— Ты что, строителем хочешь быть? — Он выпустил мою руку. — Напрасно, проклятая, парень, работа! Не советую.
Вообще я до сих пор не думал быть строителем, но почему-то сказал:
— Хочу. А почему она проклятая?
— Проклятая! — убежденно повторил он. — Все кричат: строители, высокое звание!.. И все ругают строителей… Ну, иди, иди отсюда, выбирай себе работу полегче. Да и щуплый
Я ушел.
Через неделю, проходя мимо стройки, я увидел в воротах Ивана Петровича… Я все же решил подойти, — может, он изменил свое мнение о строительстве. Кроме того, всю неделю я исправно питался, мне казалось, что я поздоровел. Сейчас он не должен называть меня щуплым.
— Ты чего, мальчик?.. А… это ты, Виктор! Ну, заходи. А где ты пропадал?
Я начал было рассказывать, но он перебил меня:
— Так ты окончательно решил стать строителем?
— Да, решил.
— Ну, смотри, — угрожающе сказал Иван Петрович. — Наберешься в жизни лиха. Чудак! Учился бы на физика… Лаборатория, белый халатик. Ни тебе административного инспектора, ни главного инженера, черт бы их побрал!
Но, видно, мое решение ему понравилось, он подобрел.
— Ладно, приходи к нам.
— Можно? — обрадовался я.
— Что поделаешь, коллеги мы с тобой.
Это мне очень польстило. Теперь почти каждый день я заходил на стройку. До конца первой смены я старался не попадаться на глаза Ивану Петровичу. От жары, приездов разного начальства, громких выкриков каменщиков — все время не хватало раствора — Иван Петрович был очень возбужден и на всех, кто попадался ему под руку, гремел. Только после работы он понемногу приходил в себя.
Стройка была у самой реки. Мы садились на скамейку, и я узнавал интересные вещи: фундаменты нельзя закладывать в мороженый грунт, особенно в глину. Иван Петрович сам видел, как земля при оттаивании выталкивала фундаменты вверх… В Москве земля промерзает на глубину один метр шестьдесят сантиметров, поэтому фундаменты обязательно закладываются на «один восемьдесят».
— А бывает меньше?
— Бывает.
— Что же тогда?
— Трещат стены, вот что тогда! — мрачно говорил Иван Петрович.
— Во всякой земле?
Он подозрительно посмотрел на меня:
— Ты что, читал про это?
Читал я, конечно, совсем другие книги — про войну, поэтому загадочно молчал.
— Ну, раз уж ты такой шустрый, строительные книги читаешь, то извини, парень, я должен уточнить правила. В песках глубина фундамента может быть меньше… — Он усмехнулся. — Только все равно закладывают на метр восемьдесят.
— Почему?
— Возни много. Проектировщики это делают на всякий случай, так спокойнее, а мы, строители… канитель большая, парень. Нужно вызывать из проектной конторы…
— Так это же неправильно!
Иван Петрович гневно поворачивает ко мне лицо. Один глаз его мрачно впивается в меня, а другой угрожает реке.
— Это ты скажи нашему главному инженеру. От него все неправильности идут.
— Хорошо, Иван Петрович, — успокаиваю я его. — Увижу главного инженера… Вы меня познакомите, я ему скажу.