Мои летучие напевыЛегко приемлет тишина;Цветочной пыли тоньше севыПолуденного полусна.И молчаливые тревогиВосходят на живом пути,Заворожительны и строги –Воздушным цветом процвести.И хоры стройные поплыли,Благоуханье стало звук,И светлым дымом вьются былиЦеленью приобщенных рук.И затаил свои рыданьяИ злую жизнь постигнул день,Как легкого недомоганьяОтдохновительную тень.
«Когда
в ночи, покинув блажь людскую…»
Когда в ночи, покинув блажь людскую,Я прихожу в постылый угол мой,Я здесь один с бессонницей тоскую,Заворожен полуночной зимой.Мне холодно, мне пусто, мне унылоИ горько мне за наше бытие,Где сердце всё как будто не застылоУсталое и глупое мое.Но странный миг: опять его биеньяОтветствуют падению стиха,И во хмелю чужого упоеньяВся жизнь его улыбчиво-тиха.Грудь поднята упругою волною,Из глаз бегут горящие струи,И восстают сквозь слезы предо мноюНад зимнею бессонницей ночноюИ светятся над ней черты твои.
«Я научаюсь любить…»
Я научаюсь любитьОдиночества злые минуты:Рвутся, как сладкая нить,Все мирские ненужные путы;В сердце же вдруг напряглись,Словно стройные струны созвучий,Вдаль протянулись и ввысьК отдаленному – связью певучей.Ты не один, не одинИ для радости брошен безлюдью:Сколько душевных глубинТы коснешься горячею грудью!К боли ль польются твоиДо услады страдальные звуки, –Скажут отзвучий рои:В одиночестве нету разлуки!
«Радостью Люлли и Куперена…»
Радостью Люлли и КуперенаВстречен был белеющий рассвет –Засверкала искристая пенаПо волнам первоначальных лет.И душа моя помолодела,Позабыла о добре и зле,Юной силой заиграло телоНа весенней благостной земле.Гайден, Гендель, Вебер зазвучалиВ свете обновившегося дня –Строгим, чистым, светлым, как вначале,Поглядело небо на меня.Понял я, что стройными хваламиТы раскрылась, духа не тая,И в живом нерукотворном храмеРазлилась волной мольба твоя.
«И горький вкус во рту, и голова кружится…»
И горький вкус во рту, и голова кружится,И расслабление по телу разлилось,И трепыхается подстреленная птицаВ груди стеснившейся, что день пронзила ночь.Целительница-ночь раскроет крылья духа,И пламенный покров развеется как дым –И слышно явственно таившееся глухо,Крепя живую грудь дыханьем молодым.В полусознании кружения дневногоЯ, словно в немощном докучном полусне,Давно знакомое слежу опять и снова,И сквозь толпу теней ты недоступна мне.Водительница-ночь как бы родного краяПредел возлюбленный раскроет предо мной –И постижима ты, и, на тебя взирая,С тобой лицом к лицу я на тропе земной.
«Ничего-то я не знаю!..»
Ничего-то я не знаю!Что со мной? Скажите мне:Или сказочному краюВерен я по старине?Ах, как радостно, как славно!Помню, в юности моейБыло –
словно бы недавно –Много светлых вешних дней.И теперь в окно мне странноЛуч веселый поглядел,На мороз я вышел рано, –Снег и ал, и синь, и бел!Что же это, в самом деле?Солнце жарко, холод лют,Золотистые капелиСлезы смеха с крыши льют.И пушистые сугробы,Щуря искрящийся взгляд, –«Отогреть бы нам кого бы? —Благодушно говорят:– Но, мороз, не тронь, не балуй,Проходи-ка стороной».Этак я могу, пожалуй,Полюбить и свет дневной!Не пойму, какою силойЭта зимняя веснаСтала вновь желанной, милой,Как в былые времена.А поймешь, так закружитсяКак от сказки голова.Этак долго ль с толку сбиться,Перепутать все слова?
«Тебя я безвольно несу…»
Тебя я безвольно несуНе всё ли, чем сам я владею, –Видений живую красуИ песню с тоскою моею?Хотел я поведать тебеВ унылом и горьком запевеО нищенской жалкой судьбе,О горе, о злобе, о гневе.Но ты улыбаешься мне –И в тихом твоем обаяньеШепчу: «Это было во сне.Меня разбудило сиянье».
«Как после разлуки…»
Как после разлукиГлаза не напьются глазамиИ жаркие рукиК рукам простираются сами,Живыми ночамиТак ныне с одной тишиноюВстречаюсь с речамиИ думой одною родною.И солнце со мноюЗастанет ее – и согретаПевучей волноюВесеннего раннего света, –Как песня, пропетаВ едином ликующем звуке,И сердца поэтаКасаются милые руки.
«Ах, как мог бы быть мир хорош…»
Ах, как мог бы быть мир хорошИ как я любил его когда-то!Я помню: в полях зацветала рожь,А вдали догорала полоса заката.Глубоко впивал я усталый дух,Взором плавая в ласковых просторах,И дышала земля, молилась вслух,И я слышал пенье, лепет и шорох.Теперь мечусь в четырех стенах,Ни земли, ни неба не знаю, не чую.И только в моих неисходных снах,Друг мой, тебя я жду, благую.И вот проходишь ты наяву,И коснешься меня, и тебе я внемлю,Небом милым как когда-то плыву,Вдыхаю цветущую, певучую землю.
«Как огласится бор взывающей зегзицей…»
Как огласится бор взывающей зегзицей,Не Ярославною ль, княгиней белолицей,В Путивле плачущей, невольная мечтаЖивотворительно и грустно занята?«Ах, полечу, – речет, – зегзицей по Дунаю,Рукав бобровый свой в Каяле искупаю,Омою князю кровь его глубоких ранНа теле доблестном…» Когда же осиянПередвечерний лес прохладным тихим светомИ влажен и душист, уж полный близким летом,А песня иволги над ясной тишинойПрольется полною и стройною волной,Всей женской бодрою и радостною силой,Исконной прелестью, улыбчивой и милой, –Твой просветленный лик всё ярче и роднейВстает над памятью первоначальных дней.