Струны: Собрание сочинений

Верховский Юрий Никандрович

Ольге Максимилиановне Новиковой

Вам классические розы Юной рифмой расцвели: Обновили их колхозы, Воскресители земли. Молодясь, старушки-музы Ныне в нашей стороне, Поспешив окончить вузы, Стали с веком наравне: Пожеланья к именинам Все по-новому поют: Тишь и гладь вам с наркомфином, На жиллощади уют! Светом солнечного мифа Наяву да будет вам Благодать в чертогах Зифа, В Госиздате фимиам. 11-24.VII.1930

«Прошлого лета…»

Прошлого лета – Я помню день или два – У меня словно и не было вовсе; Грустью

согретая, Мелькнула едва И не пела певучая осень. Ныне зима, Космата, студена, Награждает метельными звуками, Пьяницу обнимая, – В пути усыплен, Замерзает он, сладко забаюканный. Что за отрада Гореть в морозной ночи! И звучит и разливается стройно Песней богатою, Хмелен ты и чист – И един с этой родиной черной.

«Да, я тебе отвечу поскорей…»

Да, я тебе отвечу поскорей: Четыре дня я подышал на воле, В санях проехал в чистом снежном поле – И вновь любил до радости и боли Всю ширь, и тишь, и грусть земли моей. Ты весело на лыжах побежишь И в это воскресенье, и в другое – И прозвучит в твоем мажорном строе, Что для меня уже ушло в былое – Родных полей и грусть, и ширь, и тишь.

«Гармонь моя матушка…»

Гармонь моя матушка, Да лучше хлеба мякушка, Я тебя послушаю С милкой моей Грушею – И никак не пойму, Отчего да почему, Да по какому случаю Сам себя я мучаю.

«Не поедешь больше к Яру…»

Не поедешь больше к Яру, – Что же делать? Не плошай, Подвигайся к самовару, Завари некрепкий чай. И мурлычь до поздней ночи Потихоньку, про себя – Хоть о том, как черны очи Поглядели, не любя. Где гитара? Эх, разбита! Обойдись и без нее. Всё равно не пережито Разудалое житье. И пускай не взвидишь света, Затоскуешь – ну так что ж? Верно, песенка не спета, Если песенку поешь.

«Улыбнись же насупленной мрачности…»

Улыбнись же насупленной мрачности Злого поэта, Преисполнена ясной прозрачности, Силы и света. И откуда запросятся бледные Жалкие звуки, – Ты туда протяни всепобедные Стройные руки – И растущая песня расширится, Внове пропета, – И, послушное, утихомирится Сердце поэта.

«Тебе даны мгновенья взлета…»

Тебе даны мгновенья взлета Ввысь, в тот разреженный эфир, Где прах и дольняя забота Покинут твой волшебный мир. Зачем же ты стремишься выше И хочешь миг продлить, разлить? Высь могут на земле любить Смиренно люди, травы, крыши. Торжествен лёт железных крыл, Сооруженных дерзновеньем, Но вечности не покорил: Ее он только ощутил Высоким, как твое, мгновеньем. И ты ведь любишь легкий труд Земного радостного ига, И вместе с ним к тебе идут Даянья творческого мига.

«Не позвякивает колоколец…»

Одинокое сердце оглянется

И забьется знакомой тоской.

Полонский

Не позвякивает колоколец Борзой тройки у крыльца; Не бредет в скуфейке богомолец – Божий странник – степью без конца. Хорошо с любимого порога, Покидая мирный дом, Уходить в далекую дорогу Непоспешно, чинно, чередом; Хорошо, когда открыты дали, Хоть неведома земля; И без радости, и без печали Города, моря, поля – И людей – в раскрывшуюся душу, Словно в чашу — до краев Принимать. – Нет, я покой нарушу, Оглянись, – а он и был таков. Отчего? Дорожный колоколец И

не звякнул у крыльца. Не видать – бредет ли богомолец По степи без края и конца.

«И тракторы гудят, рычат, поют и стрекочут…»

И.А. Новикову

И тракторы гудят, рычат, поют и стрекочут, И ходит ходуном изумленная земля, На сотни сотен верст огнедышащие клокочут И разверзаются первородные поля. Так новью новою целина души взрезается, Вот глыбы глянули на простор из глубины, А дали до краев неземной земли расстилаются, Вот тут, в твоей груди, не впервые ли рождены? Как люди потные и дочерна закопченные, Рабочий кончив день, уж полн ыживых речей! А там, куда ни глянь – молодые, неугомонные, Другие при огнях снова пашут горячей! Так тракторы рычат, гудят, поют и стрекочут В ночи души твоей – и, за сменой смена, вслух Корявых темных дум сырая сила пророчит: И в мире, и в тебе воспарит бессмертный дух. 27.V.-9.VI.1931. Москва

САМОПОЗНАНИЕ

Искусством познается мир. И в мире Во-первых человек. Самопознанье — Наука всех наук. Его дает Среди искусств и ближе, и тесней Искусство живописи: за вещами Тут видишь суть вещей; за человеком То вечно-человеческое, чем И жив-то человек. Пусть на портрете Отпечатлелось доброе и злое, Больное и здоровое, от праха Или от духа жизненное в нас, – Художнику всё дастся в идеальной Прозрачности. И мастеру портрета Отведено не первое ли место Средь живописцев? Дай себе отчет: Когда следишь ты взгляд его пытливый, Что на тебя и быстро устремлен, И длительно, – тебя ли просто видит, Тебя ли ищет он? Нет. Он глядит Туда, куда-то, словно бы не видя Того, что здесь. И словно бы оттуда, Откуда-то – и линии, и краски, И свет, и тени. Ты заговоришь – Ответ услышишь, и вопрос, и речи Живые, но за ними – не о них Поймешь сосредоточенную думу, Иль не поймешь – почуешь мимовольно. И оттого над лепкой внешних форм, Как над гармониею стройных звуков, Или над хоровым многоголосьем, Иль над единым песенным напевом, – Парит иной, эфирный строй надзвучий, Неслышных или еле слышных слуху Обычному. И этот тайный строй Соединяет малый мир с великим. Вот отчего и этот чуждый взгляд, Зараз и пристальный, и как незрячий На то, что только ты. Вот отчего, В глаза взглянув готовому портрету, Ты, может быть, себя и не узнаешь На первый взгляд – таким, каким и знать-то Не хочешь вовсе, изредка встречая Чужим в случайном зеркале. Но миг – Себя ты начинаешь узнавать, А дальше, всматриваясь понемногу, И познавать в себе – себя иного. Познание – не правда ль? – опознанье, Обретенье утраченного. Ты – Искусством возвращаешься себе И творчеством его воссоздаешься, Себя опознавая в мире малом, А малый мир – большом. Самопознанье – Наук наука. Меж других имен Искусство имя ей, многоименной В единой цельности. Знаток ее – Художник. Из художников же – мастер Портрета, вещий. Гv uтv 8-21.V.1932

ПЕПЕЛ

Не золотой песок, но светлый пепел Из горстки в горстку мы пересыпаем, Художники. То детская ль игра, Или обряд таинственный и важный, Свершаемый в ночном уединенье, В сосредоточенности тишины, В нерасторжимой цельности мгновенья, Приостановленного волшебством? Не Фениксом ли восстают из пепла Перегоревшие деянья дней, И не из пепла ли мы воздвигаем Свои надгробья – книги? Мне отрада Листать свои, чужие ли страницы — И чудится: вот проблеск в темноте — Вот черный свертывающийся легкий Листочек – вот на миг белеют знаки – Чуть полувысказавшихся признаний – Вот шепот еле внятный, или шелест, Едва тончайшим слухом уловимый, Рассыпавшегося в легчайший пепел Листка сгоревшей жизни: «Пепел милый!» И в этих-то уловленных мгновеньях Мгновенья вечности своей вскрывая, Ты цельное незыблемое знанье Вдруг обретаешь. Да, пересыпай В божественной игре – в ночном обряде – Свой пепел светлый – золотой песок. 17.VI.1932