Судьба чемпиона
Шрифт:
— Что молчишь? Поедем или нет? К тебе, говорят, брат приехал — зови брата.
— А Мартыновых — Веру Михайловну с сыном?
— Зови Мартыновых.
— Со мной ещё ребята будут.
— Какие ребята?
— Мои. Куда я их дену. Роман. Юрий.
— Чего ты к ним привязался, не понимаю.
— Усыновил Юрия.
— Ну и ну! Насовсем, что ли?
— Как же ещё! Ясное дело. Теперь мы — одна семья. А Роман его товарищ.
— Химик ты, Костя. Такими вещами не шутят. Вдруг опять задуришь?
— Теперь нет, не задурю. Сказал же,— с языка чуть не сорвалось «тебе» — не посмел; хотел сказать «вам» — не сказалось.
—
— Двигатель проверю, а и откажет — не страшно. У меня на этот случай парус есть, а ребят натаскаю ставить его, убирать и складывать.
Утром в воскресенье погода была ненадёжна: со стороны Кронштадта набежали кучево-дождевые облака, спеленали солнце. Грачёв, поёживаясь от сырой прохлады, спустился к заливу, расчехлил катер — белый с игривым названием «Смышлёный». Уткнувшись тупым носом в песчаный берег, он резво качался на волнах. Зиму «Смышлёный» стоял на берегу на деревянных колодках, зачехлён и смазан, а едва Финский залив освободился от ледяных торосов, Грачёв по просьбе Очкина осмотрел его, сделал пробные прогулки, подготовил к летнему сезону. С наступлением тепла они с Очкиным несколько раз плавали по Финскому заливу, огибали Кронштадт, проходили Ломоносов, Петродворец и дальше, описав дугу, приближались к Ленинграду, и уж затем, держась северного побережья, возвращались в Комарово.
Сегодня Грачёв с тревогой поглядывал на небо. Дождя не обещали, но облака быстро летели над серой рябью залива. На востоке они образовали тучу, и солнце лишь изредка снизу пробивало её толщу и мощными золотыми столбами упиралось в купол неба.
Вот и лето в разгаре, а настоящего тепла у невских берегов ещё не видели, холодом дышат датские проливы, ветер гонит и гонит по небу дождевые тучи. По прогнозу ожидался ясный день. Где же он?
Участники экспедиции накатили разом: на служебной «Волге» прибыла семья Очкиных; вслед за ними подъехали на собственном «жигуленке» мать и сын Мартыновы; и немного позже, с одной электрички, дружной ватагой скатилась с песчаного холма молодёжь — во главе с капитаном. «При полном параде,— подумал Константин, выйдя из капитанской рубки и оглядывая брата в идеальной, горящей золотом погон и пуговиц офицерской форме.— У него, верно, нет цивильной одежды. Сказал бы мне».
— Дядя Костя! Я с вами — на мостик! — кричал Роман.
— И я! — бежал вслед за ним Юрий. К трапу подходила и Галина. Она была в длинной, замшевой песчаного цвета юбке, в таком же жакете; на руке светло-коричневый под цвет волос плащ с капюшоном. Вадим протянул ей с катера руку, но она, легко отстранив её, вбежала на борт. И Костя-капитан подал ребятам команду: «Убрать трап!»
Катер, описывая плавный полукруг, лёг на курс. Впереди, над тем местом, где должен быть Кронштадт, показались светлые облака. Отражая лучи ещё неяркого в эту пору солнца, они воспламенили верхушки волн серебряной ослепительной рябью. Грачёв весь был поглощён управлением катера; не видел, что происходило в кабинах и на палубе. Справа от него сидел Роман, слева — Юрий. Счастливые, они во все глаза смотрели вперед и каждый из них чувствовал себя капитаном.
Грачёву было хорошо с ребятами. В общении с Романом и Юрой он не только занимал время, но и удовлетворял ещё какую-то высшую потребность души: как бы утверждал себя среди людей.
На палубе возле бортиков — слева и справа — никого не было. И на переднюю
Берег за кормой едва виднелся, а впереди по курсу крепость-остров хотя и приблизился, но был ещё далеко, и дома, и береговые укрепления едва различались.
— В море вышли,— объявил ребятам Грачёв.— Не страшно вам?
— Тут везде Финский залив,— заметил Роман.
— Нисколечко не страшно,— заверил Юрий.
— Это он так называется — залив,— продолжал стращать капитан,— а чем не море! Северное, суровое. Тут если вправо свернём — в Балтику выйдем. Там штормы, крутая волна — ой-ей-ой!..
— Дядя Костя! — придвинулся Роман.— Дай штурвал. Я сумею.
— Нет, Роман. Штурвал я тебе не дам. Волна свирепеет. Вон видишь — всё круче забирает. Подставишь бок — катер словно щепку опрокинет.
Ребята нахмурились: да, конечно: катером управлять — дело нешуточное. С восторгом смотрели они на дядю Костю. И чего он только не умеет делать!
Облака над островом Котлин сумрачно-лиловые, сверху они подрумянились, будто пирожки на огне; длинной и нестройной чередой тянулись к Ленинграду. На глазах разделялись, рвались на части, а там и вовсе растворялись в прозрачной синеве неба. Света становилось больше. Ветер стихал. Но странное дело: движения воздуха почти не слышалось, а волны вздымались всё выше, их бег становился резвее.
— Вон-вон! — показал Грачёв ребятам,— блестит полоска. Там катера и лодки. Туда пойдём. Там мелко, можно стать на якорь. Рыбу ловить будем.
Развернул катер, взял новый курс. На палубе появились пассажиры. Вера Михайловна, Ирина и Варенька, заглянув на мостик, поприветствовав ребят и капитана, прошли к носовым лавочкам. Справа к окну рубки подошли Вадим и Галина. Вадим был навеселе. Фуражку сдвинул на затылок, волосы взъерошены.
— Капитан! Умерил бы качку! Женщины в кают-компании стол накрыли.
— Постараюсь.
— Послушай, брат! Я хочу жениться. Благословляешь? Вот невеста!
Хотел обнять Галину, но та отстранилась, строго посмотрела на Вадима и покраснела.
— Характер! У неё характер, понимаешь? Без пяти минут чемпионка. Ты, Костя, как думаешь: чемпионки выходят замуж?
Вадим снова пытался обнять Галину, но та решительно отстранилась; он держал ее за руку — сильно, грубо, и она, видимо, не желая усугублять сцену, будто бы покорилась. Константин на лице брата заметил выражение, какое обыкновенно бывает у пьяных. Всё внутри у него вздыбилось. Он хотел бы схватить Вадима, швырнуть на носовую палубу. А Галина?.. Она спокойно, просительно смотрит в глаза пьяному. Смотрит с мольбой, почти со слезами. Лишь бы тот не буянил.
— Галя! — позвал Костя.— Идите сюда. Садитесь рядом.
Попросил Романа сходить в кают-компанию, прикрепить тарелки. Галя села рядом с капитаном. Бегство Галины подлило масла в огонь. Вадим, шатаясь, перешел на левую сторону, дернул ручку дверцы. Она не подалась. Тогда он с яростью рванул ручку и с мясом выдрал замок. В руке у него осталась ручка, и он ошалело вертел ею перед носом, словно не понимая, что произошло. Галя с ужасом приклонилась к Косте, схватилась за его руку. Костя ни одним движением не выдал закипевшую ярость. Из последних усилий сдерживал себя.