Судьба драконов в послевоенной галактике
Шрифт:
Я вздрогнул и едва не бросился бежать обратно. Все двери были распахнуты, и коридор был полон жильцами - уродливыми рептилиями, неудавшимися драконами, драконами-недоделками. Над распростертым, перемазанным бледноватой прозрачной слизью Тарасом нависало жабообразное, огромноротое, похожее на глазастую квашню существо.
Тарас вопил. И было отчего: сладостно постанывая, существо поливало его своей слюной...
– Зоинька, - прикрикнула Наталья, - на место. У меня - хлыстик.
– Поздно, Ташенька, - нежно проворковало существо, - я его уже обработала.
–
Глаза у Зоиньки затянулись сладострастной поволокой, схожей со слюной, лившейся у Зоиньки изо рта.
– Стас, - позвала Наталья.
– Ты-то что смотришь?
– А Стас, - сказал варан, и я узнал голос, раздавшийся из-за двери с час тому назад, - вообще оборзел. Мусорку не вынес.
"Стас, - вспомнил я сержанта, - "борец"... Да это же ее бывший..."
Среди рептилий началось неясное движение. Двери хлопали. Жильцы расходились по комнатам. Я увидел Стаса, двуногого ящера с рыжей проплешиной на боку. Он деловито расталкивал обитателей Натальиного дома, и они покорно расходились по комнатам.
Один варан заартачился.
– Ну ты, - сказал он, - тварь бессловесная. Еще пихается.
Стас ощерился и зарычал.
Варан отскочил в сторону.
– Вот именно, - кивнула Наталья.
Стас с силой ударил лапой по хребту варана, тот взвизгнул и пустился бежать со всех лап вверх по лестнице; сверху он крикнул: "Тварюга. Гад. Гадина", - и хлопнул дверью. Стас посмотрел наверх и только лапой махнул. Потом он уставился на меня, и мне стало не по себе от этого взгляда. Сколько раз мы виделись с ним в спортзале, и я уже умел преодолевать отвращение, когда видел его, или когда боролся с ним, умелым и сильным, но отвратительным...Странная, покорная ненависть читалась сейчас в его взгляде .
– Аа, - вскрикнул в последний раз облитый жабьей слюной человек.
Инстинктивно я схватился за руку Натальи Алексеевны. Стас зашипел. Наталья мягко высвободила руку. Зоинька всосала свисавшую прозрачной бахромой слюну в свой широкогубый рот.
Вместо Тараса перед нами стояло шестиногое клешнятое желеобразное существо, напоминающее полурасплавленного, но живого краба.
Из невидящих буркал существа текли слезы. Клешни чуть подрагивали.
– Зоинька, - попросила Наталья, - ушла бы ты вообще, ладно?
Она не успела договорить, потому что Тарас подпрыгнул и клешнями вцепился в подрагивающий горловой мешок Зоиньки.
– Тарас, - крикнула Наталья Алексеевна, - нельзя! Брось! Нельзя...
Она резко жахнула по телу Тараса хлыстом .
Тарас жалобно заверещал, брямкнулся на пол и боком-боком отбежал к другой двери.
Стас отвернулся и пошел прочь по коридору. В его походке вдруг увиделось нечто медвежковато-человеческое. Пришибленное.
Зоинька, на горловом мешке которой багровели два глубоких шрама, пискнула что-то испуганное, передними лапами схватилась за горло и ускакала в свою комнату.
Тарас трясся от рыданий, его темные, невидящие крабьи буркалы светлели, точно промывались слезами - и в
Наталья подошла к Тарасу, погладила по вздрагивающему желе его тела.
– Ну, ну, ну, мальчик, хороший, добрый, отдохни, отдохни...
Тарас всхлипнул, пошевелил клешнями и пообещал:
– Заклюю, заплюю, закусаю...
– Ничего, ничего, - принялась уговаривать его Наталья Алексеевна, зато теперь ты - бессмертнее всех бессмертных. Тебя никто не сможет ни расплескать, ни раздавить - вмиг соединишься, слепишься еще прочнее, чем прежде.
– Это хорошо, - вздохнул краб, - сержанту горло перерву, тебя обмажу так, как меня обмазали...
– И зря, - нежно вымолвила Наталья , - зря... Иммунитет. Лучше примирись со своим нынешним состоянием. Найди в нем свои приятные стороны. Ты - жив, а это - главное. Разве не так? Любая жизнь лучше холодного, безразличного, мгновенного и вечного небытия. Верно, Джекки?
– Тара, - совершенно по-идиотски сказал я, - ты... ты не расстраивайся, я тебя навещать буду...
Тарас харкнул. Я еле успел отскочить. Белый комок слюны трассирующей пулей пролетел по коридору и шлепнулся со странным шмякающим звуком на пол.
– Эй, - закричал сверху, с лестничной площадки варан, - новенький! Еще плюнешь - и дежурный - ты! Мы не поглядим, что у тебя - трагедия. У нас у всех тут... Тряпку в клешню - и вперед.
__ _____________________________________________________________
– Я пойду?
– тихо спросил я.
– Погодите, - вздохнула Наталья , - я вам не советую топать пещерой. Выведу на улицу, сядете на троллейбус - он прямо напротив двери останавливается - и проедете одну остановку. Там увидите: "казармы" - так остановка и называется.
– А если...
– начал было я.
– Что если?
– переспросила Наталья.
– Ну, столкнетесь с кем-нибудь из начальства - под козырек, учить вас? Скажете: от Натальи. Препарат отвозили! Ну, не от Натальи, от Натальи Алексеевны. У вас талоны есть?
– Нет... Ннет.
– Ну, пойдемте: талоны дам, на улицу выведу.
Мы поднялись по лестнице, скрипучей, деревянной, уютной домашней лестнице, похожей на дачное бездельное детство.
В коридоре на крашеном полу лежала чуть выпуклая студенистая лужа слизи с неровными краями.
Я аккуратно обогнул лужу, и очень правильно сделал, ибо из самой ее глубины, колебля поверхность, раздалось:
– Наталья Алексеевна, вы когда-нибудь прекратите это блядство? Попрут ведь из учительниц - ей-ей, попрут!
Раздавшиеся слова вочеловечили лужу. С первыми звуками я увидел то, чего прежде не замечал.
Легкий полурастворившийся, полурастаявший очерк лица во вздрагивающем в такт словам студне, расплеснутом на крашеном полу. Еле намеченные глаза, в коих зыбко, дрожливо отражались прозрачными абрикосами Наталья и я, рот, чуть двигающий почти расплывшимися губами, исчезающими в полупрозрачной массе того, что оказалось живым говорящим телом.