Судьба — солдатская
Шрифт:
— Я бью тех, на кузовах, а ты… по шоферу.
Семен не ответил.
Жирное, широкое лицо гитлеровца, ворочавшего баранку, виднелось все отчетливее. Наполненные верхом кузова покачивало — сидевшие на снопах солдаты посматривали на обоз и о чем-то говорили, посмеиваясь. Может, насмехались над тихоходным транспортом соплеменников, которые попридерживали уставших лошадей, чтобы пропустить машины перед собой.
— Эх, хлебушко-то какой! — вздохнул сбоку Момойкин и, отвязав от ремня немецкую гранату с длинной деревянной ручкой, положил ее перед собой.
Когда первая машина взбиралась,
Стреляли три центральные группы. Первая и последняя машины вспыхнули: занялись снопы. Немцы сползали под колеса и неприцельно стреляли. Петр скрипел зубами и, выбрав цель, садил в нее по три-четыре патрона.
Там, где шел обоз, начали рваться гранаты — бросали их, чтобы, видно, разбить повозки. До машин гранатами было далековато. Но туда и не нужно было бросать, потому что минут через пять после того, как началась стрельба, они уже горели, а гитлеровцы или лежали убитыми, или прятались за трупы и колеса.
Семен приказал Петру приостановить стрельбу.
— Из винтовок добьем, — сказал он. — Патроны экономь. Мало ли что.
Чеботарев, обхватив ладонью подбородок, смотрел то на машины, то в сторону обоза, где уже орудовал Пнев: ломали повозки, добивали лошадей, рвали мешки, рассыпая зерно… Петр ликовал. Вспомнился ему отряд Морозова. Там партизаны были тоже молодцы, но воевали осторожнее, так на рожон не лезли, и успехи их были скромнее.
Стрельба еще шла, когда слева, перед первой группой, показались, вынырнув из-за поворота, две машины с немецкими солдатами. Пнев дал ракету отходить, но было уже поздно: крайняя группа, пропустив машины, открыла стрельбу. Машины враз остановились, и гитлеровцы начали прыгать из кузовов, намереваясь броситься к лесу. Вслед за крайней группой открыли стрельбу по немцам и те, против кого остановились машины.
Семен потемневшими глазами поглядывал то на машины с гитлеровцами, то на разбитый обоз, где стоял перед этим Пнев.
Петр, приподнявшись, ворочал головой, стараясь понять, что делать. Перед глазами мелькнул уползающий в можжевеловые кусты с оглядкой на Семена Егор. Что-то настораживающее вспыхнуло было в сознании Петра, но в это время он услышал голос Разведчика:
— Отхо-од!
Петр вскочил и, кинувшись за Семеном, вдруг прогорланил:
— Куда-а! Назад! Стой!
Он сам не узнал своего голоса. Так кричал он последний раз, когда полк отбивался от немцев в неравном, тяжелом бою.
И партизаны остановились. Семен, подскочив к Петру, спрашивал, в чем дело.
— Туда надо бежать, на левый фланг! — выдохнул Чеботарев. — Там же мало наших, а карателей… — И вдруг скомандовав: — За мной! — кинулся, чуть углубляясь в лес, к левому флангу. За ним еле поспевал Момойкин с коробкой дисков и винтовкой. Слышалось, как стелется за спиной шорох ломаемых кустов. «Бегут», — не оборачиваясь, думал Петр.
Выскочил он из леса на заросший вереском и тощей березкой взгорок, как раз против того места, где немцы,
С какой-то жадной страстью расстреливал Петр гитлеровцев. Напало на него дикое остервенение. Момойкин тянул его за ногу, прося отползти за укрытие. Но Петр не слышал. Только когда подполз к нему Семен и стал кричать, требуя, чтобы он чуть отполз за взгорок, а то пристрелят, Петр начал пятиться вместе с пулеметом.
Обратно, за дорогу, успело отползти не больше десятка гитлеровцев. Остальные, добитые из винтовок и автоматов подоспевшими бойцами, темнели прямо перед Чеботаревым в самых разных позах. Тех, за дорогой, забрасывали теперь гранатами.
Семен с Непостоянным Начпродом поползли к убитым немцам, чтобы забрать валявшиеся возле них автоматы и ручной пулемет. А левее, метрах в ста от Чеботарева, еще кипел бой. Бойцы подожгли машину. Две овчарки, сцепленные поводками с третьей, убитой, с визгом волокли ее по дороге. Сейчас там стреляли в гитлеровцев, которые успели спрятаться в выемке с той стороны дороги. Эти немцы были недосягаемы: укрытие мешало, а гранаты не долетали. Чеботарев сразу понял, что если ему выползти вперед, то он сможет достать их пулеметом. И Петр, выскочив на взгорок, открыл стрельбу — сначала по пулеметчикам, а потом, когда они замолчали, стал шерстить без разбора. Немцы заметались. Ползли кто куда. А ползти им, собственно, было некуда. Спасение их было в одном: набраться мужества, подняться и броситься к лесу, на жиденькую цепь партизан…
Бой почти затих, когда Непостоянный Начпрод, жадный, видно, по натуре человек, и Семен приволокли, отползая по-пластунски, собранное оружие, патроны, гранаты. Непостоянный Начпрод прихватил даже рюкзак из телячьей шкуры.
Прибежал откуда-то, часто дыша, Пнев. Плюхнувшись возле Петра, он кричал ему в самое ухо:
— Сворачиваться надо!.. Молодец! — А в голосе его, высоком и резковатом, слышалось торжество, радость. — Мы там… тоже поработали!..
По приказу Пнева бойцы расхватали собранные Семеном и Непостоянным Начпродом трофеи и понеслись, не разбирая дороги, в глубь леса. В километре от места боя догнали основную группу. Остановились. Проверяли, кого недостает. Недоставало шестерых — посчитали убитыми. Поправляли повязки раненым. Семен, подойдя к Чеботареву, сказал без всякой зависти:
— А маневр у тебя получился генеральский.
— Орден тебе за такое, Чеботарев, — вставил откуда-то из-за спины Непостоянный Начпрод.
Петр оглянулся. Непостоянный Начпрод держал самодельную, от руки начерченную карту района и ставил на ней крестики. Поймав взгляд Чеботарева, он оторвался от карты и проговорил:
— Учет веду. Сколько еще провоюем, неизвестно. А память человека короткая. Вот и думаю: после войны эту штуку сдам в краеведческий музей. Я ведь по специальности историк…