Судьба Убийцы
Шрифт:
– Пер! Мститель во имя змеев и драконов!
Я все еще лежала, коленями и ладонями упираясь в палубу. Пер смотрел вверх на носовую фигуру, оскалив зубы то ли в улыбке, то ли в гримасе страха. Позади раздался звук шагов, и внезапно Лант поднял меня на ноги.
– Вот ты где! Ты меня так… Пчелка, пойдем со мной. Тебе надо уйти у них с дороги!
Я было запротестовала, но Пер сказал:
– Я отведу ее в каюту.
Он оттащил меня от Ланта, который вытаращился на змеиные головы, и мы пошли по палубе, уворачиваясь от бегущих матросов. Я позволила ему вести меня, не беспокоясь о том, куда именно и как мы туда дойдем. Над нами нависла катастрофа. Суждено ли мне вообще когда-то оказаться
Пер, как будто, пытался переубедить меня, распахнув входную дверь в маленькую уютную каюту.
– Мы уплывем отсюда, Пчелка. Как только выйдем из гавани, и ветер наполнит паруса, мы будем полностью свободны. Совершенный просто летает по волнам. Нас никому не догнать.
Я кивнула, но на деле никакого облегчения не испытала. Страсти, кипевшие внутри корабля, терзали меня, словно осколки кости при переломе.
– Ты только посиди здесь. Я бы остался с тобой, но мне надо им помочь, - сказал мне Пер, отступая к двери и руками как бы утрамбовывая воздух, будто это могло меня успокоить. – Просто побудь здесь, - попросил он и закрыл за собой дверь.
Одна. Меня шатало от чувства противостояния корабля и команды: они хотели уплыть, а он – нет.
Каюта была крошечная. Бардак, но не грязно. Маленькое оконце. Одна двухъярусная койка, еще одна обычная. Женская одежда разбросана по полу. На обеих нижних койках разложены какие-то предметы.
Отодвинув какую-то рубаху и освободив место на одной из кроватей, я села. «Баккский синий» - так мой отец называл этот цвет. Когда я ее перекладывала, из складок выпали три свечи, распространив легкий аромат. Видавшие виды свечки, потрескавшиеся, с налипшими ворсинками и пылинками. Но я знала, это мамина работа. Жимолость, сирень, фиалки с берегов нашего притока Ивовой Реки. Я завернула их опять в отцовскую рубаху, взяла на руки и покачала, словно младенца. Неужели это все, что осталось от моих родителей? Странная мысль пришла мне в голову: я теперь сирота. Их обоих больше нет. Они ушли навсегда.
Я не видела тела, но я чувствовала, что он мертв, хотя объяснить это было невозможно.
– Волк-Отец!
– позвала я вслух. Ничего. Боль утраты захлестнула меня с ошеломляющей силой. Мой отец мертв. Он провел в пути много месяцев, чтобы найти меня, а вместе мы пробыли едва ли полдня. Все, что мне осталось – эти предметы, которые он пронес с собой в такую даль, наверное, потому, что считал их важными. Среди них – мамины свечи.
Я стала рассматривать остальные вещи, вытерев слезы его рубахой. Он был бы не против. Под парой заношенных штанов я увидела знакомый пояс. А рядом – мои книги.
Мои книги?
Я была потрясена. Оба дневника – дневной и ночной со снами. Значит, он нашел их в моем тайнике за стеной его кабинета и нес все время с собой. Читал их? Ночной дневник упал, раскрывшись на странице со сном про свечи. Я поглядела на картинку, которую нарисовала так давно, потом на лежавшие рядом свечи. Теперь понятно. Я закрыла дневник со снами и взяла второй, почитала пару страниц, потом тоже закрыла. Это больше не мое. Написано кем-то, кем я была когда-то, но больше уже не буду. Внезапно я поняла, почему мой отец жег свои рукописи. Эти ежедневные заметки принадлежали руке того, кто исчез вместе с моими мамой и папой. Мне захотелось сжечь обе книги, устроить им погребальный костер – чего так и не получилось сделать для родителей. Я бы отрезала пару прядей в память об исчезнувшей девочке и о человеке, который пытался стать ей хорошим отцом.
Рядом лежали разбросанными и другие вещи.
Это же его штучки! – дошло до меня вдруг. Ножички и флакончики, всякие смертоносные приспособления. Несколько маленьких мешочков. Я улыбнулась: мне довелось убивать
Я безумно устала, но меня продолжало окатывать непредсказуемыми волнами чувств, которыми был обуреваем корабль. Конечно, мне нужно было поспать, но я знала, что не смогу. Волк-Отец велел бы отдохнуть как можно лучше.
Взяв с собой сверток со свечками, я залезла на верхнюю койку и уже улеглась, но тут моя голова стукнулась обо что-то твердое под подушкой. Я уселась и подняла подушку. Там, завернутый в ночную рубаху, лежал стеклянный сосуд с чем-то странным. Я взяла его – пришлось ухватить обеими руками. Сосуд был тяжелый, и когда я его двигала, содержимое лениво перекатывалось, переплетаясь и закручиваясь серо-серебристыми разводами. Что-то внутри меня узнало эту субстанцию, и что-то в ней узнало меня. Даже за стеклянной стенкой она тянулась ко мне, и я ничего не могла поделать, кроме как ответить ей тем же.
Оторопело сжимая тяжелый сосуд, я вдруг ощутила жар того безумия, что охватило меня, когда я наступила порезанной ногой на змеиное зелье. Прямо за стеклом, под моей ладонью, неведомая сила манила и звала меня. Я могла завладеть ею. Вскрыть склянку, окунуться в эту мощь – и все станет мне подвластно. Я смогу, как Винделиар, повелевать людьми, и они уверуют во все, что я пожелаю. Содрогнувшись, я поскорее уронила сосуд на постель и уставилась на него, позабыв про слезы. Отец нес ее с собой, эту жуткую вещь – зачем? Он использовал ее? Ему нужна была сила подобного рода? Я снова вытерла его рубахой свое мокрое лицо. Он умер, и теперь я никогда не узнаю ответов на свои вопросы. Достав свечи, я набросила рубаху на сосуд, чтобы он больше не притягивал взгляд.
Я слезла и села на нижней койке. Посмотрела на свои грязные ноги и ступни, свои загрубевшие от работы, измазанные сажей руки. Баккип. Найдется ли там место для меня? С палубы доносились топот и крики, настроение корабля изменилось – похоже, время для тихих маневров прошло.
И тут корабль взревел – чистый страх и ярость без слов.
– ПОЖАР! – это был человеческий голос, и я дернулась, душа ушла в пятки. Выглянув в оконце, я увидела, что нас окружили рыбацкие лодки, которые заняты были совсем не рыбной ловлей – оттуда люди метали что-то в наш корабль. Что-то разбилось и разлетелось на осколки прямо под моим окном. Я выглянула снова и разглядела лучника, стоящего в одной из лодок. Он натянул тетиву, а второй человек поджег его стрелу. Через секунду она летела в нас. Не знаю, попала ли она в корабль – языки пламени заслонили мне обзор. В один прыжок я достигла двери, распахнула ее и бросилась в полутемный коридор. Стали хорошо слышны крики команды:
– Они перерубили якорный канат!
– Огонь уничтожит живой корабль, тушите его!
– Где Пчелка? – голос Любимого. Никто ему не ответил.
– Здесь! – закричала я.
– Пчелка! Пчелка! – это Пер, который с шумом обрушился из сходного люка навстречу мне. – На корабле пожар! Тебя надо посадить в шлюпку!
– А потом куда? – крикнула я в ответ. – На берег? Эти люди поймают меня и убьют!
Мое предчувствие оправдалось, этот корабль не был безопасным местом. Нам было некуда бежать. Мы с Пером уставились друг на друга. Стук сердца пульсировал у меня в ушах.
Ужасный вопль, глубокий и резкий, раздался на корабле. То есть, изнутри корабля. Вопила каждая доска, и от этого сотрясались мои кости. Но куда хуже была волна боли, которую обрушил на меня корабль. Совершенный сгорал заживо. Это была не телесная боль, а боль от навеки утраченной возможности: он перестанет быть кораблем, так и не успев стать драконом.
Пер дотянулся и схватил меня за руку:
– Сначала не дадим тебе сгореть, потом решим, куда идти!
Я вырвалась и повернула обратно в каюту.