Судьба. Книга 3
Шрифт:
— Что же мы с тобой будем делать дальше, Узукджемал? — мягко спросил Черкез-ишан. — Может быть, пора нам пожениться? Свидетельство о твоём разводе я получил, вот оно, смотри!
Узук краем глаза глянула на бумажку, которую показывал ей Черкез-ишан, и снова потупилась. Она была неграмотна, но знала, что печать имеет большую силу, а печать на бумаге была. Значит как-то удалось ему уговорить Бекмурад-бая, слава аллаху, что вырвалась наконец из ихнего смрадного болота!..
— Чего же ты молчишь, Узукджемал? — Черкез-ишан взял её за руку и потянул к себе.
Узук инстинктивно, словно
— Садись, — сказал Черкез-ишан, досадуя на свою несдержанность, — я тебе вреда не причиню!
— Я вас так буду слушать, — ответила Узук.
— Ну, слушай так, — согласился Черкез-ишан. — Ты помнишь, сказала, чтобы я получил свидетельство о расторжении твоего брака с Аманмурадом? Я обещал тебе и обещание своё выполнил. Вот свидетельство, можешь взять его себе и показать любому, кто потребует. Теперь ты свободная женщина, вольна во всех своих поступках.
Ты можешь спокойно выйти замуж и жить в своё удовольствие. Времени упускать не стоит, красота твоя не вечна. Твои чёрные, как ночь, волосы не всегда будут чёрными и нежную кожу твою ожидают морщины старости. Сколько тебе лет? Девятнадцать? Или двадцать? Пожалуй, двадцати ещё нет. Но — это всё равно. Красота, дорогая Узукджемал, товар непрочный, надо уметь использовать её своевременно, потому что потом за неё и полцены не дадут. Сейчас идёт война. Тот парень, Берды, которого ты любишь, возможно, уже погиб где-нибудь в песках, сражённый пулей. Нужно ли губить тебе свою молодую жизнь из-за человека, которого нет в живых? Ведь это всё равно, что умирать от голода на чувале с чуреком!
— Нет, Берды не должен погибнуть! — воскликнула Узук.
— Почему не должен? — настаивал Черкез-ишан. — Каждый не минует своего смертного часа.
— Нет-нет, аллах милостив! Он не захочет погубить такого парня в цветущем возрасте!
— Это верно, — сказал Черкез-ишан, — милостей у аллаха много… Но почему ты уверена, что аллах, наделивший такую красавицу, как ты, невыносимо тяжёлой судьбой, задумается: отнимать или не надо жизнь у какого-то там Берды?
— Ох, не говорите так!
— От того, что я скажу или не скажу, ничего не изменится, — усмехнулся Черкез-ишан. — Если бы желания мои исполнялись, я бы давно поселил в твоём сердце одну любовь ко мне. Но, как видишь, до сих пор этого не произошло, несмотря на все мои старания,
— Я не смогу любить вас, — тихо сказала Узук.
— Но я люблю тебя, пойми это! — повысил голос Черкез-ишан. — А твой Берды — не любит! Любил бы — давно освободил из лап Бекмурад-бая. Да будь я на его месте. Я бы горы свернул на своём пути!.. Нет, не любит он тебя, Узукджемал.
— Он имеет на это право, — с печальной покорностью промолвила Узук.
— А я не имею права любить?
— Нет… По-моему, нет…
— Ну что же, — сказал Черкез-ишан, притворяясь рассерженным, — если я не имею права тебя любить, значит не имею права и держать тебя в своём доме. Сейчас я пойду к Бекмурад-баю, отдам ему свидетельство о разводе и скажу, чтобы забирал тебя!
Конечно же, никогда в жизни Черкез-ишан не поступил бы так, как говорил. Он просто пытался сломить упорство молодой женщины, упорство, на его взгляд, совершенно
— Неужели вы такой жестокий? — с дрожью в голосе сказала она, с трудом сдерживая слёзы. — Неужели у вас нет ко мне ни капли жалости?
— А у тебя ко мне есть жалость? — Черкез-ишан склонился над ней, присевшей в изнеможении на корточки.
— Что я вам плохого сделала?
— Ты меня посадила на вертел и зажарила, как шашлык! — воскликнул Черкез-ишан. — Можно ли сделать что-либо худшее?
Узук долго молчала. Подсознательно понимая, что в душе молодой женщины происходит решительная борьба, Черкез-ишан не мешал ей думать. Всё, что зависело в этом отношении от него, он уже сделал, остальное зависит от неё. Согласится — будет в доме роскошный той, не согласится — что ж, пусть живёт, как жила, или идёт на все четыре стороны…
Тяжело вздохнув, Узук впервые за всё время разговора подняла глаза на Черкез-ишана.
— Наверно, я действительно долго мучила вас… Никуда от своей судьбы не уйдёшь и конём её не объедешь… Я согласна стать вашей женой — пусть приходят свидетели обручения.
— Дорогая Узукджемал, вы никогда не пожалеете о принятом решении! — радостно вскричал Черкез-ишан. — Я сейчас же, сию минуту приведу людей, и мы с вами обручимся! Ждите меня!
Он схватил палку — нога ещё давала себя знать — и быстро вышел из дому. А Узук, придавленная своим согласием, как непомерным верблюжьим вьюком, присела в уголке, закутавшись с головой халатом. Мыслей не было. Она медленно погружалась в чёрную вязкую пустоту.
На углу улицы Черкез-ишан задержался, оглянувшись на свой дом. Радужное настроение его лопнуло мыльным пузырём — у дверей дома стояли два человека. Один был Клычли, второй — как будто незнакомый.
— Чёрт их принёс не вовремя! — с досадой выругался Черкез-ишан. — Придётся возвращаться! — И он торопливо захромал назад.
Приоткрыв дверь, Клычли окликнул:
— Ишан-ага!
Узук из соседней комнаты услышала его хриплый — Клычли недавно простудился — голос, но, решив, что это собираются свидетели обручения, ещё плотнее закуталась в халат и даже зажала руками уши — ничего не видеть, ничего не слышать до самого последнего момента. Согласие, данное ею Черкез-ишану, страшило её всё больше и больше. Рядом с ним даже возвращение в дом Бекмурад-бая стало казаться не таким уж тяжким, как вначале.
Не получив ответа, Клычли вошёл в комнату и снова крикнул:
— Ишан-ага, ты дома?
Он осторожно заглянул во внутреннюю комнату и сказал вошедшему следом Берды:
— Нет его. Куда-то вышел. Видимо не надолго — дверь не запер. Подождём?
— Удобно ли? — спросил Берды полушёпотом, чувствуя себя не очень уверенно в чужом городском доме. — Может, во дворе посидим?
Выходя, они чуть не столкнулись с Черкез-ишаном. Кинув быстрый взгляд на плотно прикрытую дверь во внутреннюю комнату, Черкез-ишан радушно протянул им руки.