Судьбы, как есть

Кочергин Владимир Викторович

— Мормурадов валит на Гарисова, что Ольгу он сам не убивал, а Гарисов говорит, что когда Ольга попыталась нанести удар ножом Мормурадову, то Мормурадов ее задушил коленом. Задушил ее все-таки, подойдя сзади, тот же Гарисов в своих черных перчатках. Опытный сучонок, все в перчатках делал, боялся оставить следы, говорил, что его Мормурадов принуждал. Нет, не такой он безобидный, этот Гарисов. Скорей, наоборот, руководил и диктовал все он. Ребенка он же придушил, когда девочка стала плакать и кричать: «Где моя мама?» Уж больно болезненно и правдиво реагирует на причастность к убийству ребенка Мормурадов.

Так, размышляя, следователь не заметил, как выкурил еще две сигареты подряд.

Да,

после прочтения всех листов допроса в третий раз, Стариков достал новую сигарету и, закурив, подошел к окну. Он смотрел на бегущих и идущих прохожих, снующие машины, на шелестящий легкий дождь и думал о том, что много ему пришлось разбирать дел, но это особое дело, и почему в ЦАО и в МУРе дотянули до Хмелюка, меня, Гусева, Шмелева, Дружинина? Да, тут явно замешаны пособники, эти двое фигурантов с машиной, паспортами и сбытом краденого. Почему же так затянули? Он, опытный следователь, понимал одно: кому-то это было выгодно. Видимо, и Савелий по получении дела имел задачу быстрей его свернуть. Для Савелия это не такое уж сложное дело! Кто-то его сориентировал не так? Кто, начальник управления, отдела, заместители или попросил Левков с ЦАО, или убедил следователь Ковердов? Это вопрос открытый и после того, как дело лежит в разряде особо важных и держится на контроле в Генпрокуратуре и Госдуме, то теперь подавно никто не признается, кто мог сказать: «Хватит тянуть резину, сажайте явного убийцу в тюрьму, пока французы ловят мышей и не влезают в расследование с прессой, не требуют отчета, не возмущаются на плохую работу, не берут информацию у потерпевших в России, надо тихо все спихнуть». Стариков вдруг представил, как бы такое случилось с ним вместо Шмелева, подошел к сейфу, глянул на часы, без пятнадцати восемь вечера. Начальство уже ушло. Открыл дверцу сейфа, вытащил початую бутылку коньяка и, налив полстакана, выпил двумя глотками, забыв даже закусить. Снова достал сигарету и затянулся, тупо смотря на плакат спецназа ГРУ, который ему вручили друзья на их юбилее. Нет, так, конечно нельзя поступать с потерпевшими. Такая категоричность, как, причем или не причем, недопустима. Дело-то понятное, только надо добыть факты и всех четверых засадить. Не знаю, но случись такое с моей семьей, я не уверен, что не взялся бы за оружие. Вот только кого первого отстреливать? Это вопрос открытый. А то, что ребят из ГРУ бы привлек, то однозначно. Эти «головорезы» всех достанут, если захотят!

Когда на следующий день, побывав у Старикова в кабинете, Артем узнал результаты допросов, то в шоке не был, он этого ожидал, но, поблагодарив за работу Старикова, напомнил ему о Турдыеве и Ашотове, пообещав попробовать доставить Гарисова из Узбекистана.

— Я сейчас приступаю к сбору материалов на представление на обыски и еще хочу сообщить, что Мормурадов дал согласие на проведение следственного эксперимента в квартире, правда, с двумя условиями: первое — это чтобы Вас там нигде не было поблизости, второе — не снимать на видеокамеру.

— Хорошо, — сказал, встрепенувшись и даже подавшись вперед, Шмелев. — Очень хорошо!

— Работаем, Артем Викторович. Работаем, — улыбнувшись, сказал Стариков.

Вечером, созвонившись с Гусевым, Артем понял, что Руслан с напарником работают в районе проживания Турдыева. Турдыев недавно прибыл из Узбекистана и сейчас был у себя на съемной квартире, Ашотов тоже был в Москве.

Второго июля, в пятницу, в пятнадцать часов Анна Васильевна проводила расширенное совещание, на котором присутствовал Щукин из МУРа, следователь Стариков, представитель от генерала Богорова, ее замы, и был приглашен оперуполномоченный капитан Гусев.

Гусев пообщался по телефону с Артемом

и успокоил его тем, что на совещании поднимались все вопросы, что там был серьезный разговор, до мелочей, по проведению допроса Мормурадова на месте преступления, в квартире, и подготовки к обыскам, а также по взятии под стражу Турдыева и Ашотова, а вот по Гарисову он так ничего нового и не услышал.

Гусев о том, что он собирается в отпуск, не дал и намека. Руслан сказал, что на выходные есть работа по Турдыеву. С понедельника начнут готовиться к обыскам. Он сам берет места дислокации подозреваемых на контроль.

Удар ниже пояса.

Воскресные дни прошли в какой-то суматохе, а вечером в воскресенье Артем решил подкинуть Гусеву кой-какую новую идею. Телефон молчал. Отправил СМС одну, вторую, третью, один ответ — «недоступен». Где Гусев? Такого в их взаимоотношениях не было. Ладно, молчал «секретный» телефон, но молчал постоянный его сотовый, доступный для всех, кто его знал.

Утром попытки повторились, но безрезультатно. Попытался дозвониться до напарника. Андрей Лисовкин ответил не сразу.

— Да, я слушаю тебя, Батя, — сказал Антон так, как говорил обычно Гусев.

— Здравствуй, Андрей, а где Руслан, я не могу до него дозвониться?

— Он в отпуске.

— Как в отпуске? — спросил Шмелев и сердце его забилось с такой силой, что казалось, слышно на том конце провода.

Уточнив у следователя о Гусеве, Артем был в шоке. Стариков назначил ему встречу сегодня на четырнадцать часов. После обеда события стали развиваться стремительно. К вечеру Шмелев узнал, что на Гусева действительно в пятницу после обеда оформили отпускной до Анапы и обратно. В 20.15 Артем позвонил полковнику Щукину. Надо было узнать, кто теперь будет работать постоянно, кроме Гусева Руслана, по делу, а главное — узнать, почему так неожиданно забрали хорошего оперативника, и узнать настрой Александра Ивановича Щукина.

— Извините, Александр Иванович, что побеспокоил вас, вы, наверное, отдыхаете уже дома? — спросил Шмелев.

— Конечно, по вашей милости сижу в кабинете и пишу докладную на начальство, — сказал недовольным голосом Александр Иванович.

— А что такое?

— А то вы не знаете? Вы, понимаешь, тут написали поклеп, а я должен за все отдуваться. Кстати, вас хочет видеть после 8 июля, как сам ознакомится с делом, генерал Ивантеев.

— Хорошо! А кто это такой?

— Первый зам.

— ГУВД?

— Да!

— Я готов хоть лично с генералом Колокольцевым встретиться, лишь бы приняли.

— Да нет, уважаемый, сначала вас поимеет Ивантеев.

— Очень здорово, уже трепещу и так же, как вы, начну готовиться.

— Да не шутите, полковник. Все довольно серьезно.

— А я не шучу давно, особенно с 20 апреля 2009 года.

— Передо мной лежит бумага с задачами и сроками исполнения от самого начальника ГУВД Москвы.

— Не думаю, что сильно, я вас не выдавал и дерьма не лил нигде. Но самое главное, лично ходил к вам в кабинет и предупреждал. Послушали бы тогда меня и сегодня не сидели бы допоздна. Так вы поняли мой вопрос?

— Так, порой поздно, работают нормальные специалисты своего дела. Вы бы не мешали, — сказал Щукин.

— Я не мешал вам лично больше года и что? Ну, да ладно, Александр Иванович, не обижайтесь. Я готов приехать в ГУВД. Звоните. Особенно хотелось бы повидаться с вами, так как очень я еще на вас надеюсь, и пока обижаюсь.

— Надежда умирает последней!

— Я не люблю слова последний. Последний — значит все, конец! Лучше — крайний раз.

— А на крайний раз скажу, что Гусев хороший оперативник.