Судьбы Серапионов
Шрифт:
Почтовые штемпели позволяют установить оперативность почты — в 1928 году письмо из Парижа шло в Ленинград 10 дней (в 1925-м — всего три; о дальнейшей эволюции отечественной почты в части её работы с зарубежной корреспонденцией читатели могут судить сами).
В конце месяца Эренбург уехал из Парижа в Прагу; по дороге 27 июня он из Штутгарта отправил Никитину открытку в Берлин (немецкая виза была делом куда более легким в то время, и путешествие Никитина уже началось):
«Дорогой Никитин, я уехал из Парижа раньше, нежели думал. Вернусь только через два месяца. Перед отъездом еще раз говорил о Вашей визе. Обещали выдать. „За меня“ — пытается Lecache. Теребите его в случае задержки. Я с ним говорил. Вот мой адрес на ближайшее время: Herrn Jakobson [762] Belskeho, 16 Prag (в Праге). Надеюсь увидимся! Сердечно ваш Илья Эренбург».
762
В качестве пражского адреса Эренбург дает адрес своего друга, литературоведа и лингвиста Романа Осиповича Якобсона (1896–1982).
Французскую визу в итоге Лекаш обеспечил, поездка Никитина (с женой) в Париж состоялась и, вернувшись домой, он написал две статьи о Франции «Я на Западе» и «Еще о Западе». 21 ноября 1928 года Эренбург писал ему из Парижа:
письму Вашему очень обрадовался. Редко, когда получаю из России неделовые письма… Где была напечатана Ваша статья о Париже? Хорошо, что он Вам все же пришелся по душе! „Заговор равных“ [763] , как только выйдет берлинское издание, перешлю Вам. Выйдет
Может быть, приеду в Россию месяца на три [766] .
Парижанину [767] Вы можете написать на адрес редакции Юманите. С Парреном [768] я говорил, книга ему нравится, но нужно ждать. Я со своей стороны поговорю с другим издательством.
Вестям от Вас всегда рад — не забывайте!
Сердечный привет Вам и жене от нас обоих
763
Роман Эренбурга о французской революции «Заговор равных» вышел по-русски в издательстве «Петрополис» (Берлин-Рига) без указания года (видимо, в 1929 г.); в СССР роман полностью был опубликован в 1964 г. в составе собрания сочинений Эренбурга.
764
№ 11, 12 за 1928 год.
765
Имеется в виду книга «10 л. с.».
766
Эренбург смог приехать в СССР только в 1932 г. (с командировкой «Известий»).
767
Псевдоним французского писателя левого толка Мориса Донзеля.
768
Французский издатель.
Переписка установилась и продолжалась некоторое время.
спасибо за письмо. Я только что вернулся из Берлина и Праги. Там провели мы с Якобсоном, Савичем [769] и Тыняновым [770] немало подходящих ночей. Видали ли Вы антологию Малика [771] , там и Ваш рассказ. Паррена видел перед отъездом, с Вашей книгой ничего еще не удалось выяснить. Насчет литературы разузнаю и список пришлю Вам. Только русские книги или французские также? Бернштейна пристыжу, но на аккуратность его Вы не очень-то надейтесь (знаю). Я еще ничего писать не начал, но к теме не охладел. Хочу написать о вещи (вероятно, об автомобиле) и об её насилии над человеком. „Заговор <равных>“ кажется выйдет в „Зифе“ [772] , но в каких размерах не ведаю. О поездке в Россию еще ничего определенного не знаю. В Париже холодно, тает преподло ненужный снег, французы умирают от конжестиона [773] и пензенский Монпарнас [774] патриархально кашляет. Издали, разумеется, все это феерия. Я тоже обременю Вас ходатайством, притом явно обременительным: не знаете ли Вы издательства, которое взяло бы мои польские статьи отдельной книжкой [775] и выслало бы мне гонорар сюда. Я их несколько подправлю. Если подвернется издатель, поговорите с ним и напишите мне, очень выручите. Как, то есть где, пойдет Ваша статья о Западе — хочу прочесть. Не забывайте! Вам и жене от нас обоих сердечные приветствия.
769
Овадий Герцович Савич (1896–1967) — поэт, прозаик, впоследствии переводчик-испанист, ближайший друг Эренбурга, в те годы жил в Берлине; несколько раз проводил с Эренбургом в поездках летние каникулы; в Прагу приезжал вместе с Эренбургом.
770
С Юрием Николаевичем Тыняновым Эренбург встречался во время всех поездок Тынянова на Запад (в Париже, Берлине и Праге).
771
Берлинское издательство «Малик ферлаг» (его возглавляли братья — приятель Эренбурга писатель Виланд Герцфельде и художник Джон Хартфильд) выпустило несколько антологий советской прозы (последнюю — в 1931 году). Далее речь идет о сборнике новой русской прозы «30 Neue Erzahler des neuen Russland», выпущенной в январе 1929 г. в Берлине, куда вошли произведения и Никитина, и Эренбурга.
772
Книга в издательстве «Земля и фабрика» не вышла.
773
От французского congestion — кровоизлияние.
774
Так Эренбург называл круг русской парижской художественной богемы, обитавшей в районе Монпарнаса.
775
Очерки Эренбурга «В Польше», написанные в результате поездки 1927 года, вошли в книгу Эренбурга «Виза времени» (Берлин, 1930); отдельным изданием не выходили.
Весной 1930 года Эренбург вместе с Савичем решили сделать серию книг — русские писатели 19–20 веков о странах Запада. Первой в этой серии была книга о Франции «Мы и они». Собирая для неё материал, авторы обратились к ряду современных русских писателей с соответствующими запросами. Савич написал Никитину, тот немедленно откликнулся. Это — мотив очередного письма Эренбурга:
Спасибо за письмо и статью [776] . Савич, увы, напутал. Мы составляем нечто вроде литмонтажа: русские писатели о Франции… о Германии и т. д. От Фонвизина до наших дней. Из присланной Вами статьи беру немало, так же кое-что из „Часа на Западе“. Из „Шпиона“ [777] . Писали ли Вы еще что-нибудь о Франции? „Шпиона“ читал в „Красной Нови“, и многое мне очень понравилось.
Мне кажется, что устройством переводов занято издательство. Поговорю с ними и постараюсь подтолкнуть книгу здесь. Насчет пьесы поговорю с Таировым [778] .
Я кончаю книгу „Единый фронт“. Прочтете ли Вы её и в каком виде, не знаю [779] . Ведь до сих пор у нас не вышли ни „Заговор равных“, ни „10 л. с.“, так что и о них можете вы судить по лохмотьям „Красной Нови“ (примерно половина текста).
Все это печально и достаточно несправедливо, но скромными нам быть полагается, так же и привыкнуть к условностям „справедливости“ и многого иного.
Не соберетесь ли Вы вскоре на Запад? Что пишете теперь?
Не забывайте Вашего монпарнасского собутыльника и притом российского писателя, то есть, как говорят французы, „конфрера“ [780] .
Сердечный привет Вам и жене от нас обоих + от 2 Савичей = 4.
776
Видимо, речь идет о статье Никитина «Я и Запад» (1928 г.), которая дважды цитировалась в книге О. Савича и И. Эренбурга «Мы и они» (Берлин. Петрополис. 1931) наряду с трижды цитированной статьей Никитина «Сейчас на Западе» (1928).
777
Роман Никитина, публиковавшийся в «Красной Нови», отдельным изданием вышел в 1930 г. в Зифе и в 1931 г. в Издательстве писателей в Ленинграде; в книге «Мы и они» ссылок на этот роман Никитина нет.
778
Речь
779
Этот роман Эренбурга не опубликован в России до сих пор.
780
От французского confrere — собрат, сотоварищ.
Это — последнее письмо Эренбурга в архиве Никитина; есть еще приписка к письмецу Л. М. Козинцевой-Эренбург, отправленному 1 ноября 1932 года из Риги. Пока Эренбург летом 1932 года ездил по Сибири и Уралу с командировкой «Известий», его жена художница Л. М. Козинцева-Эренбург была в Ленинграде, где жили тогда её мать и брат кинорежиссер Г. М. Козинцев. В Ленинграде Л. М. встречалась и с Никитиным и с его второй женой, Рене Ароновной. Письмо из Риги — прощальное по дороге в Париж:
мне очень обидно, что мы не успели зайти к Вам. Я ждала для этого Эренбурга, а он приехал больной, на три дня без билетов и виз и пр. ерунды, которая заняла все время.
Сердечный привет Рене Ароновне.
Вот к этому-то письму Эренбург и сделал приписку: «Очень жаль, что не удалось Вас повидать. Надеюсь до скорого свидания! Илья Эренбург».
Никакого скорого свидания не получилось…
Отправив в январе 1961 года прочувствованное письмо Эренбургу по случаю его 70-летия [781] , Никитин скромно написал: все, что еще с двадцатых годов их связывает, касается отношений не личных, а литературных… Наверное, так это и было…
Сороковые годы
781
См.: Илья Эренбург и «Серапионовы братья» / Публикация Б. Я. Фрезинского // Вопросы литературы. 1997. № 2. С. 256–257).
С самого начала войны, не дожидаясь, пока немцы подойдут к Ленинграду, Никитин с женой эвакуировался в Вятку (тогда Киров). Уже 7 сентября 1941 года он сообщал в Свердловск Ольге Форш (близкому другу Серапионов еще с 1920-х годов): «До сих пор проживаем в гостинице. Отсутствие оседлости мешает работать. Исполком принимает все меры, чтобы устроить меня…» и затем — тревожные вопросы: «Имели ли Вы какие-нибудь сведения о Груздевых? Мы — ничего. Это меня беспокоит. Я все время думаю об Ильюше…» [782] . Вскоре Никитиным выделили комнату, и 27 сентября он пишет Форш: «Мы живем в проходной комнате, но люди в квартире неплохие. Дом в центре города, каменный, 4-х этажный, в квартире ванна, даже центральное отопление. Но оно еще не пущено, а на улицах снег и холод. О литературе по-настоящему я еще не думал…». Последняя никитинская открытка того времени, сохранившаяся у Форш — от 15 октября: «От Груздевых получил открытку от 29/ IX… Шостакович, Трауберг и Козинцев вылетели в Москву…».
782
РО ИРЛИ. Ф. 732. № 342. Л. 1. Далее цитируются: Лл. 2 и 3.
В конце 1941 — начале 1942-го в Кирове оказалось немало ленинградцев: Большой драматический; из писателей — Евгений Шварц, Леонид Рахманов (он жил под Кировом — это была его родина), Леонид Малюгин, Анатолий Мариенгоф. В Киров был эвакуирован и Детиздат; с ним приехал знаменитый иллюстратор Маршака В. В. Лебедев и не менее знаменитый скульптор С. Д. Лебедева. Так что Никитин не чувствовал себя в полной дыре. Шварц описывает в Дневниках обсуждение своей пьесы «Одна ночь», упомянув среди присутствующих «Никитина и встревоженную Ренэ Ароновну» [783] , а потом выступавших на обсуждении и снова: «Выступали многие, даже Никитин, — и все положительно» [784] — война, как видим, и пережитое за эти месяцы ничего во внутреннем неприятии Шварцем Никитина изменить не могли.
783
Е. Шварц. Живу беспокойно. Л., 1990. С. 681.
784
Там же.
Письма позволяли Никитину чувствовать связь с литературным миром. Конечно, война не всех располагала к писанию писем; связь с Серапионами, практически, для Никитина прервалась… 10 января 1942-го пришло растроганное письмо от Ольги Форш (в ответ на поздравление с Новым годом): «Очень порадовали меня своим письмом, Никник, продолжайте! Ленинградцы — родные, это сейчас особенно чувствуется, другая порода, им есть дело и друг до друга… От Груздева несколько писем, одно, последнее, с радостным известием, что Илья и Таня [785] скоро прибудут, но, увы, получено сегодня, что они не едут пока. От М. Слонимского письмо: В Молотове Тынянов (его на руках Миша с Веней <Кавериным> носят в уборную — не ходит!), Полонская, Козаков [786] . Очень горюю о дорогом, умном, милом Юрии Николаевиче…» [787] …
785
Татьяна Кирилловна Груздева — жена Серапиона; Груздевы всю блокаду прожили в осажденном Ленинграде.
786
Питерский писатель М. Э. Козаков (1897–1954), стал мужем З. А. Никитиной после Никитина.
787
РГАЛИ. Ф. 2575. Оп. 1. Ед. хр. 387.
Информатором Никитина о писательских судьбах в годы войны была поэтесса, ставшая очеркисткой, доброжелательная Мария Михайловна Шкапская, с которой Никитин был знаком по Питеру с начала 1920-х годов. Вот фрагменты её писем из Москвы:
…Федин находится в Чистополе (Чистополь, Татарская АССР, ул. Бутлерова д. 68), он уполномоченный Союза <писателей>, занимается и общественными и литературными делами, видела я его в ноябре. В последнее время, кажется, здоровье ухудшилось и собирается куда-то на юг. С Всеволодом <Ивановым> я вместе 15 октября выехала при Совинформбюро в Куйбышев, но он был там недолго, выписал семью из Чистополя и переехал в Ташкент (ул. Урицкого 70), где и устроился — есть квартира, столовая обкома и т. д. Много работает — написал повесть, сценарий и работает над романом. Собирался в Москву, но видимо передумал — тут всё довольно сложно, трудные бытовые условия, с трудом прописывают и т. д. Я в переписке с Лизой Полонской, она под Молотовом [788] , в самом Молотове Слонимский, Козаков, Каверин, Тынянов, Первенцов и кто-то еще. Большая часть писателей в Средней Азии: в Ташкенте Чуковский, Всеволод <Иванов>, Ахматова, Зощенко — если не переехал в Алма-Ату, Погодин, Уткин и др. В Алма-Ате Ильин, Паустовский, Шкловский, Юзовский. Многие в Самарканде и Андижане. В Чистополе Леонов и Пастернак. В Куйбышеве было много — Финн, Петров, Катаев, Эренбург, покойный Афиногенов, Всеволод, Соловьев Володя, Адуев, Агапов, Гусев, Ермилов — т. е. или связанные с радио или с Информбюро, — но сейчас эти организации уехали обратно в Москву и взяли нас с собой.
Здесь в Москве отдыхает Коля Тихонов, на днях прилетит контуженный Илья Груздев — тоже чтоб подлечиться… В Москве теперь Финн, Катаев, Петров, Кирпотин, Скосырев, Маршак, Вирта, Габриловский, Эренбург — вот с семьей И. Г. и с ним самим вижусь, конечно, чаще всех [789] , они живут почти все в гостинице „Москва“. Вообще в Москве около 150 писателей, 250 на фронте, остальные в разных местах. Мариетта <Шагинян>, Гладков и Караваева в Свердловске. Толстой в Ташкенте, приезжал в Куйбышев, читал пьесу новую „Иван Грозный“ — потрясающей шекспировской силы вещь, лучше всего, что делал до сих пор…» [790] .
788
О жизни Полонской в эвакуации см. в главе «История одной любви».
789
М. М. Шкапская познакомилась с Эренбургом еще в 1913 г. в Париже.
790
Шкапская — Никитину: РГАЛИ. Ф. 2575. Оп. 1. Ед. хр. 396.