Судьбы суровый матерьял…

Брюховецкий Виктор

Подпасок

1.

Хорошо в подпасках. Нега.Пьяный шорох пьяных трав.Рассыхается телега,Дышло старое задрав.Чай кипит. Стрижи мелькают.Солнце валится в кусты.Жаркий воздух протыкаютЗолотые пауты.Стадо мается от зуда.Кузнецы куют ножи.Неба знойного полудаЛьется на колосья ржи.Ни обрыва и ни края,Ни начала, ни конца.Ветерок, дымком играя,В дрему клонит огольца.А по гриве межевыеМетки, меж которых в рядСуслики сторожевыеСловно башенки стоят.

2.

Хорошо

в подпасках. Воля.Конь. Седло. Сидишь как князь…Далеко, за краем поля,Тучи, грузно шевелясь,То, вскипая, разойдутся,То сойдутся – не разъять,То рогами так сшибутся:На ногах не устоять.Соберутся овцы в кучу.Кони гривы развернут!Дождь придет, ломая сучья,Ковыли свивая в жгут.И тогда взыграет стадо,Стадо кинется бежать.В это время стадо надоНепременно удержать.Ветер. Молнии кривые.Весело, аж будь здоров!Телки, словно чумовые,И бараны без голов.

3.

Туман редеет. Даль открыта.Луна, ущербная на треть,Бледным бледна. Солома взрыта.Костер погас.Ему горетьУже без нужды. Август жарок.Конь прядает. Восход лилов.Овца, бычок, десяток ярокДа крупных несколько голов —И весь учет…Овес полёгший,В траве гуденье ранних пчел,И кнут из трех колен, промокшийРосою, тёмен и тяжел…А далеко за краем поля,За гривой, на семи ветрахТакой простор, такая воля,Такая жизнь, что просто – ах…

Урожай

С золотым тугим зерномПоезда идут на запад.Грай ворон над полотном.Дыма шлейф.Пшеничный запах!..Понимая груз по звуку,По скрипению осей,Я внизу хожу по лугу,Я пасу своих гусей.Гарь летит,Вода рябит,Паровоз в трубу трубит,Над закатом белый облакКрасным золотом подбит!А когда, идти устав,Остановится состав,Сквозь бурьян наверх по склонуПодбегу с мешком к вагону,Сыпану в мешок зерна —Не ругай меня, страна!Шито-крыто, нет погони…Над водою, над ручьемГусь берет зерно с ладониИ гогочет ни о чем.Он гогочет ни о чем,Он не знает что почем,Что из всех гусей окрестТолько он пшеницу ест.Хорошо ему, гусю,Что не знает правду всю.

«По косой траве кругами…»

Памяти отца

По косой траве кругамиСтригунок стрижет ногами,Грива – мелким завитком.Утро пахнет теплым бродом,В небо брошенным восходом,Сладким дымом, кизяком.Тушку суслика зажарим,Чай смородою заварим.Седла стылые, в росе.Кони сыты, справа ладна,Перепел легко и складноБьет в пшеничной полосе.Точим сталь, капканы правим,Светлый день июльский славим,Звук утиной тетивы;Топим взор в степном просторе,Где на каждом косогореСусликов, как татарвы.Ой, ты, поле сусликово!Кстати, чем не Куликово!Тот же воздух, та же грусть,Звон копыт, вороньи крики,Полыней седые пики,И куда ни глянешь – Русь.

«…И сказал Святогор: – А примеряю гроб…»

«…И сказал Святогор: – А примеряю гроб…»Я строку перечту, а по телу озноб,Потому как нельзя в домовину ложиться.И хрустит-рассыхается старый диван,И буран среди ночи – соседский Полкан —То в стекло, то завоет в трубе. И не спится.Я представлю в доспехах

того мужика:Богатырь! а какого свалял дурака —Печенеги вокруг да монголо-татары.Вот нагрянут теперь саранча саранчой…А Илья с кладенцом, словно дьяк со свечой,Рубит меч домовину – коварны удары…Нарубался, и понял, и сел на ветру.Я к нему подойду, пот со лба оботру,И воды поднесу – благо, рядом протока;И касаюсь меча, как святого огня,И репьи выбираю из гривы коня.А над гробом кружит и стрекочет сорока.– Не горюй, – говорю. И еще говорю.И с пригорка во Дикое Поле смотрю:Не пылит ли дорога… (Вещунья-сорока).Не пылит. Только стрепет раскинул крыло,Да снегами буран осыпает стекло,Да Илья всё молчит и вздыхает глубоко…

Чердак

Бич, хомут, седло, ошейник,Штык немецкий, медный грош,И Бердана ствол ружейный,Ржавый, но еще хорош…Среди той чердачной былиОт зари и до зариНа постое жили-былиВитязи-богатыри.Я им по два раза на деньСказки русские читал,И точил то меч, то складень,То доспехи им латал.Мы на матицу садились,Запивали хлеб водой,И всё время бились, билисьТо с Кощеем, то с ордой…А теперь не та картина.Вроде, та же, но не та!Ленты пыли, паутина,Ни ствола, ни хомута.Ни седла и ни седелки,Ни копья и ни гроша,Только я на сером волке,Да при мне моя душа.

«В детстве пророк, а потом обалдуй…»

В детстве пророк, а потом обалдуй,Словно крапива, я рос на подворье,Оспой болел ветряною и корью…– Не заколдуешь – колдуй, не колдуй…Так я шептал, угорая в бреду,Черной холстиной от солнца укрытый.Выжил и вышел, пошел и бреду,Оспою меченый, битою битый.Выжил и вышел, а солнце – в упор,Чтоб не ослеп, чтобы видел любое —В небе ли синем, в бездонном забое,Или в душе, где под жаркий моторБоли насыпано, словно опилок,Налито крови горячей густой…Что мне для счастья?Патрон золотой,Тихую пристань и пулю в затылок,Чтобы не бить понапрасну сапог,Чтобы великой печали не видеть,Чтоб никого не успел я обидеть,Чтобы предать никого я не смог.

Далекое

Ах, июль…Золоченые стежки!..Неба, солнца и воздуха смесь…Мы подроем на поле картошки,Будем печь их в жестянке и есть.Ни упрека не будет, ни вздоха.Подрывать – это не воровать!До чего же прекрасна эпоха,Если эту эпоху не знать.Вот сидим мы, сопливые люди,У ночного степного костра,И луна в оловянной полудеИ строга, и чиста, и мудраОзирает нас пристальным оком,Брызжет синей росой по меже…И рождается мысль о высоком,О сакральном почти.О душе.

«Восходит солнце, на бугре садится…»

Восходит солнце, на бугре садится,Откидывает жаркую полу,И золотым лучом, как тонкой спицей,Проводит по оконному стеклу.И в тот же миг окно течет росою,И мне уже не спится. Не до сна!Я половицу щупаю босоюНогой и половица холодна.Крыльцо дымится утреннею влагой,Озноб, входя неслышно под ребро,И дрожью, и веселою отвагойПереполняет детское нутро.А дом уже живет, шумит и дышит.Коня в оглобли пятят, ехать чтоб,И, встряхивая шаль, на влажной крышеУрчит сизарь, и раздувает зоб.Летит солома, взрытая щенками,Отец седелку на коня кладет,И кто-то осторожными рукамиМеня берет и через жизнь ведет.