Судьбы суровый матерьял…

Брюховецкий Виктор

«Я в поэзию крался, как волк изо рва…»

Слова нужны, чтоб поймать мысль:

когда мысль поймана, про слова забывают.

Из «Чжуан-цзы»

Я в поэзию крался, как волк изо рва,Я, как всякий крестьянин был хитр и напорист,Я в кули засыпал золотые словаИ грузил на подводу свою – не на поезд,Потому что отец говорил: «Не спеши!Паровозом быстрей, лошадями надежней:Перекроют пути – заворачивай пожней,А достанут и там, можно срезать гужи.А верхом!.. Только, главное, лошадь не бей,Слабины не давай и не рви удилами…Говорят, что бывают еще и с крылами,Повезет на такую – садись, не робей».Ой,

батяня, спасибо за добрый совет!Я гнедую свою понукаю проселком —То по краю реки, то березовым колком,То въезжаю во тьму, то в белесый рассвет…Заночую, как Бог, посредине страны —Сны ко мне подойдут и неслышно обступят…А товар мой на рынке, наверное, купят,Торговаться не стану, отдам в полцены.Хоть и хитр, но отдам, потому что у нас,Где я вырос, такие в полях черноземы!Уродится еще! А пахать я горазд,Как и спать под скирдою из свежей соломы.

«Это было давно. Я не помню – когда…»

Это было давно. Я не помню – когда.Только помню – в реке отстоялась водаОт разгула весны, и в осколок прудаВолоокой коровой смотрела звезда.Ей-то что этот пруд? Не пойму, не пойму!И зачем это мне?.. Я накинул сумуИ с порога – в овраг, а, вернее, во тьму,И – в огромную жизнь, как в большую тюрьму.– Принимай, вертухай, да позорче следи!Вишь, с сумой, значит, хочет далеко идти…– Никуда не уйдет! Жуткий мрак впереди!– Но ведь прямо идет! Может, свечка в груди?..И скрутили меня. Я хриплю и мычу.Отворили ребро и забрали свечу.Но… явилась звезда! Я иду по лучуИ над тем вертухаем не зло хохочу.Он-то думает: я – без свечи, как с бедой.Он-то думает: я – за питьем и едой.И не знает чудак, что иду за звездойВ ту страну, где есть реки с живою водой.

Беркут

1.

Не в том беда, что счастьем обнесли,А в том, что мнеВсё чудится и мнитсяПокрытый ковылями край земли,И над землей кружащаяся птица.Не тот ли это беркут, что давноНа камни черствые просевшего дувалаВ рассветный час, когда еще темно,Когда еще рассвета покрывалоЧуть поднято, упал с небес. Горбат!Он был суров, а я был очень молод,Я был дитя, я был не виноват,Что по степи ходил в то время голод…Меня отец от птицы защитил.А беркут мне на жизнь мою оставилСвое перо, чтоб я писал и правил,И к солнцу поднимался, и кружил.

2.

Уронил мне беркут пероМаховое, самое то.Я принял его как добро,Чем еще не владел никто.Не чинил никто, и к губе,Ритмы чуя, не прижимал…В колдовстве моем, в ворожбеСей подарок велик – не мал.Я омою перо слезой,Очиню его, задохнусьНебом, солнцем, степной грозой,Словом ясным и чистым – Русь.Станет грусть моя так светла!И проявится в грусти тойМах стремительного крыла,Боль, сравнимая с высотой.

«И всё-таки писать!..»

И всё-таки писать!Не то, чтобы обязан,И тем повязан, нет, но за душу возьметВысокая строка, за стол усадит князем,Чернильницу подаст и к бездне подведет.И ты совсем не ты!И только непогода,Раскачивая тьму, окутывая сад,Подсказывает ход, тропу и вехи брода,И ты идешь вперед, на ощупь, наугад,Раскачивая жердь,Гнилое огибая,Предчувствуя судьбу, прикусывая боль,И новая строка твоя (почти любая!)Пьянит уже верней, чем крепкий алкоголь.

«Когда Поэзия – от Бога…»

В белом плаще с кровавым подбоем…

М.

Булгаков

Когда Поэзия – от Бога,И – Божьей милостью – Поэт,Не пробуйте раскрыть секрет,Не суесловьте, ради Бога.Нам эта тьма не по глазам,И сколько б мы не удивлялись,И в эту дверь войти пытались —Нам не откроется Сезам.Давайте вспомним белый плащС кровавым, огненным подбоем…Пять строчек… Прочитай и плачь…А под плащом – судья, палач…Но мы не властны над собою.Они нас тайной озарят,И глубь откроют – утоните!И мы поверим Маргарите,И дьявольскому – «…не горят».И не сгорят! Они от Бога.Им Богом не дано сгореть.А нужно-то совсем немного —Строку дыханием согреть!И он, Поэт, в глуши, в ночи,Берет слова, перебирает,И дышит, и подогреваетНад острым пламенем свечи.И так поставит – хоть кричи!Хоть головой о камни бейся!И двери отворить рискни.Но не надейся, не надейся —Нам не откроются они.

«Постоял, подумал, подышал…»

Постоял, подумал, подышал,Тронул ветку яблони и вродеРастворился музыкой в природе.Тела нет.Осталась лишь душа.Вся раскрыта.Вся обнажена…Бредит космос тайными мирами.Облака кочуют над горами,А над ними влажная луна.Сад набух росой. Деревня спит.Дремлет за околицей дорога.Тишина…Еще чуть-чуть, немного, —Каплю!И душа заговорит.Улыбнусь я, или загрущу —Чувство будет искренне и ново…Первое бы мне услышать слово,Остальные я не пропущу!

«Да!..»

Да!Можно верлибром!Но можно – хореем!Суть главная в том, чтоб иная орбита…Мы в поисках слова незримо стареемИ вдруг открываем веками забытое.Далекое слово!Прекрасное слово!Подержим в губах и – забвение снова.

«…И покрытые пылью в архиве остынут слова…»

И не одно сокровище, быть может,Минуя внуков, к правнукам дойдет…О. Мандельштам

…И покрытые пылью в архиве остынут слова.Вот удел непонятный, но, если понять, – не печальный.Что нам в слове, друзья?!.. И богему на слово праваНе гнетут. Потому в жирном дыме прокуренной чайной, —Где входящий найдет себе место за длинным столом,Где разбавят вино, обнесут, оскорбят и обвесят —На газетном клочке, на веселых манжетах, стиломИщет слово поэт о себе и для будущих песен…И в бессонной ночи, принимая из космоса звуки,Он тревогой нальется, как пуля убойным свинцом,И запишет строку, как на мраморе вырежет буквы,Сопрягая зрачок с мертвым камнем и жарким резцом.Он забудет ее…Столько яду вокруг, столько лести!Но однажды в архив, доверяя чутью и глазам,Забредет юный скиф, и найдет и возьмет эти песни,И настроит струну, и расскажет о нас небесам.

«Я знаю – что делают. Пилят дрова!..»

Что делают Музы в ненастные дни?..Т. Гнедич

Я знаю – что делают. Пилят дрова!Сухую лесину – на несколько чурок.Потом на огне согревают словаДля будущих песен.И если ты чуток,И если бумага чиста и бела,И звонкой березой заполнена топка,И если возможно отбросить дела,И если есть пиво, и вобла, и стопка,То всё совершится…Пусть пилят, пусть рубят.Ты тоже работай.Они это любят.