В сыром подъезде вороха добра,И коммуналки старая дыра,Пропахшая застиранной постелью.Кривой торшер, цыганская игла,И крыса, что приходит из угла,Шурша своей облезлою шинелью.Чуланный мир.… Во сне и наявуМне здесь нехорошо. Я здесь живу.Варю картошку. Файлы открывая,Читаю тексты, по утрам смотрюЧухонскую бесцветную зарю,И с численника листья обрывая,Всё представляю ту эпоху, гдеБродили ночью волки по гряде,Орали выпи, шелестели совы,Луга цвели, клубились небеса,Где я, влюбляясь в эти чудеса,Не жил – парил, как облак невесомый,Не представляя, что моя звездаОднажды приведет меня сюда,Где счетчики мерцают на панели,Где задувает спичку сквозняком,А
между газплитой и косякомГуляет крыса в траченной шинели,Где не слышны ни волк, ни совы с выпью,Где страшно мне, что вновь запью как выпью.
«Вечный бой. Покоя нету…»
Вечный бой. Покоя нету.Поманит и вновь – обман.Вороных бы, да карету!…Волчья изморозь… туман…Синий морок, тьма без края,Снег летящий, шум звезды…Залезаю вглубь трамвая:Здрасьте, бабушки-деды.– Здрасьте, бабушки-деды!Далеко ли до беды?– До беды? Смотря, куды?Если с нами – час езды.Город вымер. Город выстыл.Эрмитажное крыльцоВ инее. Грохочет выстрел —Дым свивается в кольцо.Пушкари в седых ушанках…Присмотрюсь и разгляжу —Люди, саночки… На санках…Что на санках – не скажу.Я не видел ту победу.Я не знаю ту беду.Я по Троицкому еду.Я по Невскому иду.Я стучу подковкой модной,Я в глаза царю смотрю.Ветер с Балтики холоднойДует лошади в ноздрю,Всё живое выдувая,Продувая синеву…Как живу? Как выживаю?Выжив, снова – как живу?Как мирюсь, что счастья нету?Эх, фортуна! Эх, мадам…Вороных бы, да каретуС жаркой шубою!А там…Синий полог. Даль без края.Пены клочья на узде…Что-то холодно в трамвае…Нынче холодно везде.
Питер
Небо золотом проколото.Я живу здесь. Ем и пью.На закате дня из золотаЗолотые петли вью.Сам себе тиран и мученик,Сам провидец и пророк,Сам себя ночами мучаю,Продираясь между строк.Словно конь, опутан путами,Не на свет гляжу – во тьму,Годы – что? – эпохи путаю,Где какая не пойму.Земляник лесных не трогая,На Вуоксу, по росе,Финской взорванной дорогоюПод косым углом к шоссеЯ хожу, и ниже ЛосевоНа кольцо лещей ловлю.Знаю Бродского. Иосифа.Прозу Бабеля люблю.Поражаюсь…. Что ж ты, Господи!Одарил, как наказал…Слов космические россыпи.Жизни призрачный вокзал.
«Шампанское как Спасская. Ворота!..»
Шампанское как Спасская. Ворота!Откуда это всё у обормота —Ведь бомж, изгой, оглобля без саней.Но – две мадам. Которая Евтерпа?Похоже – левая, ей ближе дух вертепа,А правой ближе то, что ближе к ней.Пьет правая, Евтерпа приглашает.Изгой молчит, он молча разрешает,Одним зрачком указывая стул.Отличный стул! В нем были апельсины.Беру – на вес: конечно, из осины,И жидковат; не я ли гвозди гнул.Прекрасны эти фрукты из Марокко.Цветут, растут, а нам от них морока:Осина, гвозди… Это, как смотреть.Не будь вот этих импортных поставок,В притонах не хватало бы подставок,И просто было б не на чем сидеть…Шипит вино и пенится в стакане.Шесть рыжих труб в обмотках стеклоткани.Маховики тяжелые в углу.Журчащий звук, что не известен в селах,Жар-птица в сорок ватт и два веселыхИзмызганных бушлата на полу.Мне это всё приятно тем, что этоСоветский быт российского поэта,Что я сюда свободно прихожу,Что этих двух я не увижу больше,Что мы с изгоем равные (не в Польше),А слово не подвластно дележу;Что яды «Бонда» не помеха цедре,Что мы найдем чего поставить в центре,Когда увидим: Спасская пуста;Что мне сияет радость в этой бездне,Что где-то там, на уровне созвездий,Осталась за спиною суета…И мы легко спровадим эту пару,Прикроем вход и посидим напару,Десяток строк очистим добела;Мы будем пить шампанское в притонеИ думать: что ж его не пили кони?И понимать: мешали удила.
Ночью
Б.Г. Друяну
Ударил разряд и застыл на весу,И хлынуло небо, смывая дорогу.Ликует
природа! В такую грозуПророки идут на свидание к Богу.Я чувствую дрожь от коленей к рукам,И стыдно, и больно трусливому глазу.Но слышу их посохи, сквозь ураганНегромко стучащие по диабазу.Стучат, и стучат, и уходят во мглу,В промокших одеждах, с седыми власами.Нездешними ветер поет голосами,Толкает их в спину и рвет за полу.Стучат, и стучат, и стихают вдали…Пора петушиная – ночь на исходе.И гром затихает. Наверно, подходят.И дождь прекратился. Наверно, пришли.
«Хорошо живу. Люто, молодо!..»
Хорошо живу. Люто, молодо!Мне бы кучера.В черном!Воланда!Чтобы мог я на всем скакуГлянуть сверху вниз на реку,На Казанский собор, на Спас,Где увидел бы без прикрасЭтот город в прожилках венС тайной жутких своих дворов,Где когда-то средь серых стенТосковал я – найти бы кров;Где, сработанное хитро,Привечало меня метроНе за деньги и не «за так» —За пятак!Я бросал пятак,И проваливался туда,Где зимой тепло без пальто,Где везли меня поездаИ не спрашивали – ты кто?..
«Дышит город зноем и покоем…»
Дышит город зноем и покоем.Каменно и душно. Не вздохнуть.Я здесь проживаю не изгоем —Должником. Пора бы и вернуть.Много разрешил он мне когда-то!Тайну этих скверов, площадейРаскрывал… хотя и скуповато.Город… город…Скопище людей.И не то, чтоб это всё прельщало,Перевоплощало и звало —Никаких наград не обещало,За собою в пропасть не влекло.Но пошел же. Сунул в петлю бошку.Мерил свои версты, гать гатил,Поначалу думал – понарошку,Оказалось, жизнью заплатил.Еду ли в метро, стою на Невском,Слово подбираю ли, строку,Чувствую себя всегда довеском,Щепкою приколотым к куску.
«В граде Питере в сумерках снег невесом…»
В граде Питере в сумерках снег невесом,И пушист, если очень искрят провода.В граде Питере ходит народ колесомИз трамвая в метро, из метро хоть куда.Эскалатор неспешно везет и везет.Ну, и как поспешишь?И никто не спешит…Я считаю, что мне в этой жизни везет,Потому что я к Питеру-граду пришитКрепкой дратвою, той, что сшивают гужи,Чтобы труд – для души,Чтоб дороги – легки,Чтобы сшивки хватило на всю эту жизньДо победного дня, до последней реки.Я люблю этот город и сумерки тож,Кровь его светофоров и тайны дворов,И Казанский – за то, что на хана похож,И знобящую сырость балтийских ветров.И куда б я ни шел, и о чем бы ни пел,Возвращаюсь к нему: до чего же хорош!Как же сильно когда-то пред ним оробелЯ, обутый в литую резину калош.Но помог он мне, выварил в горьком соку.Напитал мои вены добром. На века!Чтоб я помнил о том и берег.Берегу!А иначе, откуда бы эта строка?А иначе, откуда бы дом и семья,И жена по душе, и дите по уму,А иначе с чего бы спокоен был я,Всем нутром ощущая грядущую тьму?
«Тертый, ломаный, увечный…»
Тертый, ломаный, увечный,Цену знающий беде,Налегке тропою млечнойЯ иду к своей звезде.Надо мною черный космос,Подо мною пустота,Позади пшеничный колосВозле свежего креста.Ни уздечки, ни трамвая,Ни печалей, ни обид,Лишь дорожка неземнаяЗвездным гравием скрипит.Вот и всё, и вся недолга,Был Алей, Чарыш и Волга,Город каменный, Нева,И слова… слова… слова…
И, клонясь над страницею белой…
«Босиком, в одной рубахе…»
Босиком, в одной рубахеВышел из дверей…Мне – что ямб, что амфибрахий —Всё одно – хорей.Я шныряю в огороде,Огурцы жую.Между грядок дева бродит.В сторону моюНе глядит. Не замечает.С дудочкой в руке —То подсолнух покачает,То шмеля в цветке.Плети трогает руками.Полет повитель…Что за дива?Кто такая?Для чего свирель?