Судебный дознаватель фараона
Шрифт:
— А как без нее! Это, между прочим, твоя обязанность — проверить, на месте ли присланные из королевской сокровищницы ценные металлы, стекло и драгоценные камни.
— Я бы проверил дня через два. Когда он нас разместил бы в своем доме, — писец вздохнул.
Вопрос с проживанием оставался открытым. Ему выдали мешочек меди и совсем немного золота, но по меркам Ахетатона этого могло хватить на жизнь в лачуге и скромное одноразовое питание, состоящее из хлеба, лука и очень дешевого пива. Возможно ли что в Уадже все подешевле?
— Да не трясись ты так, парень, — каким-то образом
— Знаешь? — он тут же заставил себя замолчать, потому что в голосе было столько надежды, что стало стыдно, а потому он сдвинул брови и отчеканил, — С чего ты взял, что я трясусь?
— Да у тебя на лице все написано, — хохотнул вредный карлик, — Впервые так далеко от дома! О, а теперь ты покраснел от досады! И как тебя в кебнет-то такого нервного приняли?
— Там не по лицу судят, а по делам.
— Ну да, ну да. Эй, парни, тащите меня в «Веселую лилию» — крикнул носильщикам Анхатон и скрылся за занавесями своих носилок.
— Что за название такое? Это гостевой дом?
— Это мой дом. Поэтому я и назвал его так, как мне нравится, — раздалось из-за занавесок. Карлик зевал.
— А у тебя есть тут дом?! — Гормери не знал, что его больше удивило, название поместья или то, что оно есть у человека, который живет в царском дворце.
— Я родился в этом городе, — вяло сообщил ему Анхатон, — Конечно у меня тут есть поместье. И угодья. Или, по-твоему, я должен был подарить все это староверам?
Гормери оглянулся, а потом спросил:
— Слушай, а где твоя свита? Как-то непривычно тихо без них.
Не то, чтобы он сильно переживал, передвигаясь по тесной и оживленной улочке без музыкального сопровождения. Но было странно, что надоедливые артисты еще на набережной словно растворились в толпе. А ведь он за оставшуюся ночь и полдня пути по реке так и не нашел ту гадалку, которая ввела его в транс.
— Не спрыгнула же она за борт! — возмущался он Анхатону.
А тот лишь посмеивался:
— Ну, почему же! От твоего свирепого взгляда даже крокодил улепетывал. Чего же ждать от слабой женщины?
Когда ладья капитана Ипу причалила к берегу Уаджа, Гормери пообещал себе выкинуть из сердца и гадалку, и камешек, и предсказание. Но вот не получилось. Знак, очевидно, преследовал его. Никто из домочадцев так и не смог внятно объяснить кто и почему нарисовал загадочный символ поверх непристойных фантазий ухажера Неферет. Как никто не знал и имени этого парня. Хепу так чуть ли не под потолок взвился, когда Гормери заикнулся о молодом человеке. Стало понятно, что он готов рассмотреть любую версию пропажи дочери, вплоть до той, в которой ее съел крокодил, но парней брать в расчёт не желает. Хоть в начале сам выдвигал предположение, что дочка бегает на свидания вместо работы в храме. Но оказывается одно дело рассматривать как возможный вариант и совсем другое найти доказательство своим подозрениям. Допрошенные с пристрастием дамы, проживающие в доме, ничего путного к рассказу темнокожей служанки не добавили. Неферет действительно зачитывала непристойные откровения со свитка, но при этом смеялась и говорила,
— Так где твои люди? — повторил вопрос Гормери, потому что обстоятельства снова толкали его на поиски гадалки.
Начавшийся было храп прервался на взлете и меж занавесок показалась недовольная физиономия карлика:
— Сдались тебе эти бездельники! Они же артисты! Раскинут шатры на окраине города. Или вон хоть в храме за забором.
— А их пустят?
— Кто же их выгонит? Теперь храмы никто не охраняет. Даже двери в воротах запирать некому.
Тут носилки неожиданно остановились перед воротами расписанными разноцветными лилиями. Очень красиво, хотя и против правил, потому что ни красных, ни желтых, ни тем более зеленых лилий в природе не встречается. Но Гормери уже успел уяснить, что Анхатон живет скорее вопреки, чем согласно правилам.
Один из передних носильщиков постучал кулаком, размером с голову среднего пса так, что двери задрожали, а со стен забора посыпалась штукатурка. Повторения не потребовалось. Их тут же впустили, даже не спросив, кто такие и зачем явились. Хотя, может быть, и носилки, и носильщиков тут хорошо знали. Дом был самым обыкновенным, двухэтажным, средних размеров. А после изысканного поместья ювелира казался каким-то несуразным. Гормери вспомнил свой дом и устыдился. Его семья ютилась в жилище меньше этого в два раза.
На территории он не увидел фруктовых или рожковых деревьев, только цветущие кустарники и клумбы.
Из плодов рожкового дерева древние египтяне получали сахарный сироп.
Меж них стояли скамьи с мягкими подушками и столики на тонких ножках. Как будто основное занятие Анхатона было пить в саду лежа. Впрочем, может так оно и было. Оказавшись на своей земле, карлик вылез из носилок и огляделся.
— Хорошо, — сообщил он, обозрев окрестности.
К ним спешила дама средних лет очень приятной наружности. Вместо парика на голове ее белел чепец, завязанный на затылке толстыми лентами.
— Господин, — она упала перед хозяином на колени, — Какое счастье видеть вас!
После чего ухватила пальцами край его рубахи и поднесла к губам. Гормери оторопел. Он, конечно, не знал порядков в царском дворце, но вот такое подобострастие экономки к хозяину было явным перебором.
— Хеси, милая, ты пугаешь моего гостя, — карлик легонько пнул женщину, — Давай, поднимись и устрой его как следует.
Она послушно вскочила на ноги и улыбнулась Гормери. Оглядела его с ног до головы. Он сделал то же самое. Женщина как женщина. Немолодая, худощавая, с узким лицом и большими глазами. В простом домашнем платье, но без передника. Наверное, поместье располагает набором слуг, и ей не приходится готовить или ходить за скотом. Руки у нее нежные, шея длинная. Эта дамочка не привыкла к физическому труду.
— Как тебя зовут, прекрасный юноша? — совсем другим, не подобострастным, а бархатным голосом поинтересовалась Хеси.