Судебный дознаватель фараона

Трефц Анна

— Я могу помыть господина, сделать массаж, растереть благовониями…

Он обхватил ее тонкие запястья и потянул на себя:

— Иди ко мне.

Не всякий молодой человек понимает, зачем нужны дома наслаждений. Гормери в эту ночь нутром ощутил их предназначение. Он занимался любовью с чужой женщиной, чтобы не было одиноко и страшно перед надвигающейся неизвестностью

Глава 7

Утренний свет ударил в полумрак комнаты целым аккордом лучей, брызнув во все стороны и тут же осветив все углы. От стены к стене металась проснувшаяся муха, одуревшая от

духоты и невозможности выбраться наружу. Гормери открыл глаза. Рука затекла, став подушкой для головки продажной девицы. В лучах утреннего солнца она казалась совсем молоденькой. От силы лет семнадцать. А уже такая опытная в любовных делах. Писец аккуратно высвободил руку, не желая будить Нешу, поднялся с кровати и с удивлением узрел свою рубашку, постиранную и высушенную, а также платок, браслеты и медальон. Все это было аккуратно сложено на полу возле кровати. Он потянулся, чувствуя приток силы в мускулах. Одевшись, он осторожно вышел из комнаты и спустился на первый этаж. Никого в этот ранний час не встретив, он покинул дом и потрусил по дорожке к воротам. Каждое утро по давно заведенному правилу Гормери пробегал пол-итеру, а потом еще час занимался упражнениями. Это тренировало тело и напрягало Ка. Что приносило пользу. Тело и Ка крепли день ото дня.

(Итеру — мера длины в Древнем Египте равная 10,5 км).

Сегодня Гормери ощущал острую необходимость напрячь и то, и другое. Сонный стражник распахнул перед ним узкую дверь, выпуская на мягкую и уютную в утреннем свете улочку. Из-за заборов на нее падали тени от деревьев, а обочины поросли цветущей травкой.

— Эй! — успел вскрикнуть писец, прежде чем отлетел и ударился спиной о шершавую стену.

Напротив него, по песчаному забору соседей распласталась темная фигура в ослепительно белой одежде.

— Смотри, куда идешь, безглазый, — проворчала фигура. И тут же стало понятно, что голосок женский. Девичий даже.

— Сама смотри, — огрызнулся Гормери, отлепляясь от стены.

Все было сказано, и смысла продолжать диалог он не видел. А потому побежал дальше, намереваясь осилить поставленную задачу.

— Эй! — девица и не подумала отставать, пристроилась рядом, тут же поймав его темп, — Это ты на меня налетел!

— Если тебя умиротворит, приношу свои извинения.

— Ты где-то учился оскорблять, извиняясь?

Он слегка замедлился оглядел приставучую нахалку. Молоденькая. Хорошенькая, хоть и полукровка. Слишком смуглая для горожанки даже такого захолустья как Уадж. Один из ее родителей точно из Куша.

(Во времена правления царя Эхнатона в Древнем Египте Царство Куш существовало на территории современного Северного Судана и было частично завоевано Египтом (Хемит). Жители Куша чернокожие. В результате перманентных войн и подавлений восстаний на подконтрольной территории этого царства в Египте появилось большое количество темнокожих рабов (из числа поверженных врагов). Кроме того, жители Куша работали на территории Египта как вольные наемники. Из выходцев Кушитского племени маджоев состояла вся городская стража (полиция). По названию племени именовали и саму службу Маджои).

Но она точно не рабыня. Одета прилично, хоть и странновато. Платье из добротной материи зачем-то перехвачено толстым солдатским поясом, вместо изящных женских украшений

мальчуковые кожаные браслеты, почти как у него, только вместо медных заклепок бусины из голубого камня. Вьющиеся мелкими кольцами пышные волосы перехвачены лентой, на плече болтается сумка.

— Топай в школу, а то опоздаешь, — ругаться с ней совсем не хотелось. Он усмехнулся.

Девчонка закусила губу и залилась румянцем. Темным и густым. Глаза полыхнули гневом.

— Я на службе, дурак! — пропыхтела она.

Он слегка замедлился:

— Кому же ты служишь?

Невольно оглянулся на торчащую из-за забора крышу дома Наслаждений «Веселая лилия». Поняв, куда он смотрит, девчонка сглотнула и покраснела еще больше. Буркнула:

— Еще раз дурак! Я маджой, ясно!

— Чего?! — он удивленно уставился на нее и окончательно остановился.

Кроме легкого намека на черный цвет кожи в этой пигалице не было решительно ничего от маджоя. Но это по меркам Ахетатона. Мало ли какие в таком захолустье странности. Может тут в стражу кого попало набирают. Даже девиц. И все-таки он усомнился:

— Да ты даже до павиана маджоя не дотягиваешь.

(На службе у маджоев были специально обученные павианы. Эти звери могли отыскивать вещи или людей по запаху и по приказу маджоя даже задерживать убегающего преступника).

— Позубоскаль тут! Живо отведу тебя в управление.

— С чего бы? Я закон не нарушал.

— Почем тебе знать! Проснулся, встал с кровати — уже что-то нарушил. Только не знаешь.

— Это не ко мне. Я, детка, помощник писца циновки храмового кебнета. И законы знаю точно лучше тебя. Так что хватит играться в маджоя, иди в школу.

Тут в девчонке случились разительные перемены. Она расцвела в радостной улыбке и даже подпрыгнула. Как будто дорогой подарок получила.

— Не врешь?

— Зачем мне врать?

— А медальон где? — она сдвинула брови.

Гормери вздохнул. И зачем он только затеял с ней разговор. Бежал бы себе. Уже, наверное, 10 хетов миновал.

(Древнеегипетская мера длины хет равна 52,5 метров)

— На утреннюю пробежку знаки отличия обычно не надевают. Все, прощай. Ты меня напрасно отвлекаешь.

Он резко развернулся и снова пустился вперед по дорожке. Причем так быстро, чтобы девчонка и не подумала его догонять. Напрасно. Она не только подумала, но и ринулась следом, ничуть ему не уступив в скорости.

Ладно, когда-нибудь она устанет!

Но мелкая приставала демонстрировала чудеса выносливости.

— И чего привязалась? — не выдержал Гормери, когда они миновали тихую улочку и свернули на другую, чуть более оживленную. Тут встречались сонные горожане, вяло тянувшиеся по делам.

— Когда еще предоставится случай побегать с писцом кебнета! — выдохнула она. И ведь не запыхалась даже, а они пробежали уже хетов сорок не меньше, — Меня Тамит зовут.

«Может и правда служит маджоем», — подумал Гормери, глядя как она держит темп, уверенно топая босыми ногами по каменистой дорожке. Сам он тоже предпочитал бегать без сандалий. Но он парень. А нежные девичьи ножки не должны быть настолько равнодушны к грубой земле.

— Ладно, Тамит, что ты делала на той улице, где мы с тобой столкнулись? — он уже оставил надежду подумать в тишине обо всем, о чем собирался.