Судный день американских финансов: мягкая депрессия XXI в.

Боннер Уильям

Одной из причин столь долгого похмелья является размах предшествующей гулянки. Прежде мир не видел ничего подобного японскому или американскому пузырю. Крайняя многочисленность участников довела сопутствующие пузырю эксцессы до предела. Эти люди и организации были кровно заинтересованы в том, чтобы веселые деньки не кончались. Многие из них имели возможность влиять и на экономику в целом.

В США схлопывание биржевого пузыря почти немедленно сказалось на бюджетах всех уровней власти. Если за первые 11 месяцев фискального 2001 г. федеральный бюджет был сведен с профицитом 94 млрд долл., то 2002 г. дал дефицит 159 млрд долл., а на следующий год ожидался дефицит почти 500 млрд

долл. Калифорния в на-чале 2003 г. объявила о дефиците, равном 1000 долл. на каждого проживающего в штате мужчину, женщину и ребенка; Нью-Йорк зафиксировал дефицит 10 млрд долл., а Техас - почти 12 млрд долл.

В Японии государственный бюджет пережил нечто подобное: вслед за снижением процентных ставок профицит 1991 г. в размере 2,9% ВВП сменился дефицитом 1996 г. в размере 4,3% ВВП. Как и в Америке десять лет спустя, японское правительство не могло бездействовать, глядя, как рушатся богатство и экономическое процветание ее граждан. Japan Inc. считалась несокрушимой. В то время было принято думать, что уникальные особенности японской экономики дают ей силы преодолеть любую заминку. И когда неприятности начались, японцам пришлось что-то делать для их преодоления. Они сделали то, что им настоятельно советовали экономисты, и ситуация стала еще более тяжелой.

Кейнс не сумел дать реального объяснения того, почему такие вещи случаются. Он приписывал их ослаблению «жизненной силы» у инвесторов и бизнесменов. В прошлом время от времени их бодрость подвергалась испытаниям, особенно в период до Великой депрессии. Обычно биржевая паника порождала смуту и резкое падение цен, капиталисты и спекулянты разорялись, и их клеймили позором, а затем деловая активность восстанавливалась. Циклы бум/крах были частью жизни, и пики экономической активности пришлись на 1887, 1893, 1896, 1900, 1903, 1907, 1910, 1914, 1916, 1920, 1923, 1927 и 1929 гг. Во всех этих циклах спад достигал низшей точки меньше чем через 16 месяцев после того, как бум достигал пика.

До 1916 г. правительство США не имело практически никаких возможностей для воздействия на макроэкономику. В довоенную эпоху налоги и государственные расходы были слишком малы: до Первой мировой войны они составляли менее 5,9% ВВП.

После 1915 г. они увеличились с менее 2% до более 10% ВВП в середине 1930-х годов, но по-настоящему начали расти после Второй мировой войны. Использование этих новых инструментов, объясняет Кристина Ромер, «усиление в послевоенный период государственного регулирования совокупным спросом позволило ослабить многие спады, а некоторые просто предотвратить. Таким образом, появление эффективного управления совокупным спросом после Второй мировой войны объясняет, почему циклы стали менее частыми и в целом менее глубокими» 139 .

139 Christina Romer, "Changes in Business Cycles: Evidence and Explanations," Journal of Economic Perspectives, vol. 13, no. 2 (Spring 1999): 23-44.

После проведенных Рузвельтом преобразований банковские паники - подобно полиомиелиту - практически исчезли. Исчезли причины для беспокойства - банки были теперь застрахованы! В самом деле, сильные банковские паники имели место в 1890, 1893, 1899, 1901, 1903 и 1907 гг., и ни одной после Второй мировой войны.

«Вряд ли деловые циклы будут доставлять нашим детям столько же беспокойств и волнений, как нашим отцам», - объявил Артур Бернс в 1959 г. в обращении к Американской экономической ассоциации.

Ромер обнаружила, что, хотя результаты несколько искажены необычно сильным экономическим ростом 1990-х годов, в послевоенный период средняя продолжительность экономического подъема на 65% больше, чем в довоенный период. «Главный итог, - делает она вывод, - в том, что после Второй мировой войны периоды экономического подъема

стали более длительными, а это значит, что рецессии сегодня случаются реже, чем в прошлом».

До Великой депрессии общественность практически не требовала что-то сделать для прерывания естественной последовательности бумов и крахов. От крахов обычно страдали богатые люди, предприниматели и спекулянты… но кого это волнует? В политическом плане в конце XIX в. капиталисты были столь же непопулярны, как курильщики в конце XX в. Их было слишком мало даже для того, чтобы избрать члена муниципального совета.

Однако во время и после Великой депрессии центральный банк и правительство предприняли усилия для смягчения спадов, которые досаждали человечеству от сотворения мира, Кейнс придумал выход из положения. Цены не способны достаточно быстро приспособиться к ситуации, объявил он, потому что они «негибкие». Должно вмешаться государство, сказал он, и поддержать экономику за счет сокращения налогов и увеличения государственных расходов. Идея Кейнса проста: в хорошие годы государственный бюджет будет сводиться с профицитом, а в трудные - с дефицитом. Таким образом, можно сгладить подъемы и спада делового цикла.

Спустя годы Милтон Фридмен и Анна Шварц предложили собственную теорию. По их мнению, причина депрессий заключалась в недостаточной денежной массе. Великая депрессия возникла из-за разорения огромного числа банков, что неожиданно уменьшило денежную массу. Федеральный резерв должен был вмешаться и быстро восполнить нехватку денег. То, что он этого не сделал - крупнейшая политическая ошибка эпохи, утверждает дуэт монетаристов.

Монетаристы говорят, что спад можно остановить, если напечатать достаточно денег. Кейнсианцы утверждают, что для решения проблемы их нужно тратить. Инвесторы не в силах отличить один рецепт от другого, но уверены, что можно что-то сделать. Поскольку наш подход литературный и исторический, мы не станем детально критиковать эти рецепты. Вместо этого мы вернемся в Японию, и пусть факты говорят сами за себя.

Долгая, медленная депрессия в Японии

Первое масштабное испытание массового капитализма в период после Второй мировой войны показало, что все страховочные системы, налоги, регулирование, вмешательство центрального банка, фискальная политика и иллюзия безопасности только замедлили процесс того, что Шумпетер назвал «созидательным разрушением». Ликвидация неудачных инвестиций, ошибочно вложенного капитала, увязших в долгах предпринимателей и потребителей в конце XX в. происходила намного медленнее, чем в прежние времена, потому что этому пытались помешать весьма влиятельные организации. Вместо того, к примеру, чтобы дать японским банкам разориться, в 1998 г. был создан экстренный фонд с капиталом 514 млрд долл., и почти половина этой суммы была предназначена правительству для выкупа акций предприятий, попавших в затруднительное положение. То есть вместо того, чтобы ликвидировать слабейшие банки, их национализировали. Кроме того, японское правительство создало фонд для предоставления кредитных гарантий компаниям-зомби (несущим убытки и балансирующим на грани банкротства) и внесло в его капитал 20 трлн иен. Economist сухо заметил, что «деньги, выделяемые по этой программе, нередко достаются некредитоспособным компаниям, которые в противном случае немедленно бы обанкротились».

Мы уже говорили о предпринятых японским правительством программах. За три года, с 1992 по 1995 г., в рамках шести программ оно израсходовало 65,5 трлн иен. Плюс к этому в 1994 г. были сокращены налоги. В 1998 г. налоги были еще раз сокращены на 2 трлн иен. Позднее в тот же год была объявлена еще одна программа расходов, на этот раз на 16,7 трлн иен. А еще позднее, в ноябре 1998 г., была добавлена фискальная программа на 23,9 трлн иен. Через год, в ноябре 1999 г., была торжественно открыта еще одна программа расходов на 18 трлн иен, а в следующем году в нее влили еще 11 трлн иен. В общем, в рамках 10 различных программ Япония израсходовала более 100 трлн иен.