Судья
Шрифт:
— Пф! — сказал Бубнов, отступая и упираясь ягодицами в крышку стола. — Сынок…
— Да, отец, — Илья раздвинул полные красные губы в змеиной улыбке. — Помнишь маму?
Минуту отец пораженно разглядывал лицо сына.
— Как не помнить, — вымолвил он. Неожиданно для него самого, на глазах выступили слезы. Сергей Петрович часто думал о Смерти, и был готов встретить Ее достойно. Но сейчас ужас проник в его сердце: Смерть явилась в облике собственного сына, а сам он плачет, как слабая женщина.
—
Сергей Петрович, собрав остатки духа, выдавил:
— Прости, Ильюша. Прости.
Илья занес кочергу над головой.
— Пусть она прощает.
И опустил кочергу на голову отца.
Череп треснул, из трещины хлынула кровь, дождем обрызгав лицо, руки, одежду Ильи.
— Отче наш, сущий на небесах, — прошептал он, и ударил снова. — Да святится имя Твое…
Судья бил молотком уже мертвых грабителей, юных, почти детей. Брызги крови, ошметки мяса, осколки кости летели во все стороны. В воздухе поднялся тяжелый, сладкий запах свежей крови.
Илья нанес новый удар — он не знал, какой по счету, бил не считая, не жалея сил. Никогда, ни одно дело он не выполнял с таким наслаждением и вдохновением, как убийство отца.
— Прости нам грехи наши…
Судья, тяжело дыша, стоял, забрызганный кровью. Та, которую он спас, со страхом смотрела на Него. Судья шагнул к ней. Бабушка начала быстро креститься, шепча молитвы.
— Не бойся, — сказал Судья. — Тебя я не трону.
Бабушка посмотрела на неподвижные, обезображенные тела. Лица — в кашу. Ее маленькие глазки в обрамлении морщинистой кожи наполнились слезами жалости.
— За что ж Ты их так, грешных? Они ж детушки маленькие, неразумные. Разве они столько худа сделали, чтоб их губить?
Судья помолчал. Кровь стекала с Его одежд на доски пола.
— Дети растут, — сказал Он безжизненным голосом, глядя в сторону. — И никогда не меняются. Не убей Я их, они бы сотворили много Зла.
— Да разве убийство — не Зло?
Судья ответил не сразу.
— Меньшее из Зол, — сказал Он.
Илья остановился. Ярость схлынула, сменившись тупой болью в костях, в голове, в зубах, во всем теле.
Он только теперь увидел то, что сотворил.
Закричав от ужаса и омерзения, Илья отбросил окровавленную кочергу.
Забился в угол и зарыдал. Не от жалости к отцу, а от несправедливости мира, где умирают матери, где любовь слаба и беспомощна, а ненависть и страх правят людьми. А еще — от чувства, что сотворенное закрывает для него дверь в прошлое. Он сжег мосты.
— Ибо Твое есть Царство и слава вовеки, — всхлипывая, прошептал Илья. — Аминь.
Когда милиция приехала на место убийства, тела еще не оттаяли. Обычно трупы остывают, эти же не могли согреться.
В кулаке одного из них нашли сложенный листок бумаги. Эксперт клещами
Развернул.
Надпись кровью:
«Уроды. Мерзкие уроды. Вы заплатите. Вам не спастись.
Грядет Час Суда.
Ангел Смерти оседлал коня бледного. „И Ад следовал за ним“.
Судья»
Участковый повернул голову.
На стене кровью — одно слово. Новое слово.
НЕНАВИЖУ
Валерий Георгиевич сидел за рабочим столом в офисе, при свете настольной лампы просматривал отчеты.
В дверь деликатно постучали.
Баринов поднял глаза.
Дверь приоткрылась. В образовавшейся щели появилось лицо Игоря.
— Валерий Георгиевич, к вам посетитель.
— Посетитель? — Баринов взглянул на часы. — В два часа ночи?
— Он говорит, что выполнил для вас одно важное поручение, и должен отчитаться.
Баринов подобрался в кресле. Кивнул.
— Пропусти его.
Игорь исчез за дверью. Спустя минуту вошел Илья Бубнов.
— А, это ты, — бодрым голосом сказал Баринов. — Проходи. Садись.
— Я сделал, что вы хотели, — Илья двинулся к столу. В правой руке — рюкзак, который оттягивало к полу что-то увесистое.
— Сделал? — торопливо переспросил Баринов. — Ну и чудненько.
— Чудненько, — повторил Илья, ставя рюкзак на стол перед Бариновым. — Все должно быть чудненько!
Он сел в кресло, положил ногу на ногу.
— Что это? — Баринов с подозрением разглядывал рюкзак.
— Я сделал кое-что, о чем вы не просили. Кое-что принес. Взгляните. Я уверен, это вас порадует.
Баринов некоторое время смотрел Илье в глаза. Тот отвечал насмешливым взглядом.
Баринов встал, сунул руку в рюкзак, схватил что-то и вытащил.
Его пальцы держали за волосы отрезанную от шеи голову Сергея Петровича. Голова с раззявленным ртом смотрела на Баринова остекленевшими глазами.
Баринов с воплем отшвырнул голову. Голова, со стуком подпрыгивая, откатилась в сторону, стукнулась о стену, замерла.
У Баринова покосились ноги. Он упал в кресло.
— Господи, — сказал он, зажимая рот.
— Скорее, Иоанн Креститель, — Илья взял со стола пачку сигарет, закурил. Прищурившись, взглянул на Баринова сквозь облако дыма.
— Видите, я хорошо поработал. Устал как собака.
— Да, ты молодец, — Баринов посмотрел в угол. Голова таращилась на него с немым ужасом. Из трещины в черепе капала черная кровь.
Баринов отвел глаза. Выдавил слабую улыбку.
— Ну? Теперь поговорим о…
Илья поднял палец.
— О расчете — после.
Валерий Георгиевич нервно рассмеялся.