Суер
Шрифт:
– Ну у тебя и кожа на роже, - сказал я Жипцову на таганских правах. Дурьскипидаром ее надо мыть или кашинской минеральной.
– Мыли, - сказал Дыбов.
– Это - профессиональное.
– Что же это у вас за профессия такая?
– робко полюбопытствовал Кацман.
– Не шахтерская ли?
– Э-ке-ке! Ке-ке!
– засмеялся Жипцов.
– Слышь, Дыбов? Ты чего? Не шахтер ли?
– Навроде шахтера, - выпил Дыбов, всасывая другую молоку, еще розовей и белей первой.
– Я скорее навалоотбойщик.
– Э-ке! Э-ке!
– икал своим
– У него только забоя нету, один - отбой.
– Все-таки нам немного непонятно, - сказал сэр Суер-Выер, - кто вы по профессии. Ясно, что вы смеетесь над нашим незнанием. Наверно, это секретная специальность?
– Да нет, что ты, - отвечал Жипцов, - никакого особого секрета нету. Специальность необычная, но прибыльная, хорошо платят, а вот этот домик на острове - вроде нашего дома отдыха, все бесплатно, тут мы с Дыбовым и отдыхаем.
– И какая же у вас работа?
– Нелегкая, керя, непростая... мертвецов допрашиваем... прямо в могилах.
– Вот так-с, - подвел итог капитан.
– Вот до чего нас доводит неуемная жажда открывания новых островов.
– А также осушение рюмки, сэр, - добавил Пахомыч.
Глава LXXX. Рюмочка под беседу
Пожалуй, мы не так уж сильно были потрясены странным объявлением Жипцова и, возможно, даже предполагали, что такие профессии и должности существуют, но столкнуться с ними до поры до времени не ожидали и думать об этом не решались.
– И что ж, всех-всех допрашиваете?
– спросил лоцман.
– Э-ке-ке!
– засмеялся Жипцов, и беседа потекла плавно, осушение рюмки совершалось исправно, и я наливал уже то по пятьдесят, то по тридцать. По таганским законам пустые бутылки ставил на пол.
– Да нет, не всех, - рассказывал Жипцов, - а только кого Жилдобин прикажет. Жилдобин у нас начальник. Как прикажет - мы и ползем, я спрашиваю, а уж Дыбов старается.
– Как же это ползете?
– невольно удивился старпом.
– Отсюда?
– А чего? Прямо отсюда и ползем. Через этот погреб.
– Так вода же кругом! Океан!
– Э-ке-ке!
– засмеялся Жипцов.
– Под окияном тоже мать-сыра-земля. Под окияном и приползем: хушь - в Мытищи, хучь - в Таганрог. Мы на это скорые. Конечно, далеко ползть бывает неохота, но - приходится. Мы-то больше по Расее ползаем, у нас там все свои всходы и выходы.
– Приползем, - вставил Дыбов, - и рачительно... спрашиваем, это кого Жилдобин укажет... А ему-то сверьху говорят.
– Кто же сверху-то?
– А это кто про нас на бумагу записывает, - пояснял Жипцов.
– Кто-то не знаю фамилие - записывает все и про тебе, и про мене. Вот ты, скажем, скрал или задавил кого - все записано, или заложил кого - опять записано. Про нас все пишется. После бумаги эти, как водится, обсуждают, протрясают, кому чего и как, и Жилдобину - приказ. А уж он нас наставляет, куда ползть и о чем спрашивать. Так что мы заранее знаем, за кем что числится. Некоторые дураки и в могиле отнекиваются, мол, я не я и кобыла не моя, но тут уж Дыбову
– Да я это, - провещился Дыбов, - так-то ничего... ну, а если, так чего ж? Надо... Осушение рюмки тоже ведь... все по традициям... молоки сладкие... а иначе как... фортификация, так-то.
– Значит, людям и в земле покоя нет, - задумался старпом.
– Э-ке! Да разве это люди? Ты служи старательно! Пей в меру, докладай, когда чего положено. А то зачали храмы рушить да не свое хватать, а после и думают, в земле спокой будет. Нет, не будет и в земле спокою.
– Да ладно тебе, - сказал Дыбов, - чего там... ну всякое бывает... вот только селедок с тремя молоками не бывает... но, конечно, на то мы и приставлены, чтоб следить во земле... а без нас какой же порядок?... формальность одна и неразбериха, кто чего и как...
– Скажите, пожалуйста, господа, - печально проговорил сэр Суер-Выер, ответьте честно: неужели за каждым человеком чего-нибудь и водится такое, о чем допрашивать и в могиле надо?
– Ишь ты...
– ухмыльнулся Дыбов, - стесняешься... а ты не тушуйся... мы, конечно, сейчас рюмку осушаем, но если уж нас к тебе пошлют...
– Да нет, - успокоительно мигнул Жипцов.
– Иной, если сознается и греха невеликие, так просто - под микитки, в ухо - и валяйся дальше, другому зубы выбьешь. Бывают и такие, которым сам чикушку принесешь, к самым-то простым нас не посылают, там другие ползут. Там, у них, своя арифметика. Чего знаем - того знаем, а чего не знаем... про то... но бывает, и целыми фамильями попадаются, прямо косяком идут: папаша, сынок, внучик, а там поперли племяннички, удержу нет, и все воры да убивцы. А сейчас новую моду взяли: гармонистов каких-то завели. Ужас, к которому ни пошлют - гармонист.
– Много, много нынче гармонистов, - подтвердил и Дыбов.
– Ух, люблю молоки!
– Но это не те гармонисты, что на гармони наяривают да частушки орут, а те, что гармонию устраивали там, наверху. Нас-то с Дыбовым ко многим посылали... мы уж думали, кончились они, ан нет, то тут, то там - опять гармонист.
К этому моменту разговора мы осушили, наверно, уже с дюжину бутылок, но и тема была такая сложная, что хотелось ее немного разнообразить.
– Сткж-стюк-сткж-сткж...
– послышался вдруг странный звук, и мы увидели за стеклом птичку. Это была простая синица, она-то и колотила клювиком об стекло.
– Ух ты!
– сказал Дыбов и залпом осушил рюмку.
– Ну вот и все, кореша, - сказал и Жипцов, надевая кепку.
– Спасибо за конпанию. Это - Жилдобин.
– Это?
– вздрогнул лоцман, указывая на синицу.
– Да нет, - успокоил Жипцов.
– Это - птичка, от Жилдобина привет.
– Рожу зря мыли...
– ворчал Дыбов, - морду скребли... Ладно...
– И они прямо с табуретов утекли в погреб.
Глава LXXXI. Бескудников
– Ну вот и открыли островок, - мрачно констатировал Суер.
– Вот с какими упырями приходится пить.