Сулла
Шрифт:
Как правило, в отличие от знаменитых авантюристов Нового времени, античные «джентльмены удачи» безымянны. И все-таки имена некоторых из них до нас дошли. Так, Флор рассказывает: «При вожаке Исидоре они довольствовались ближайшим морем, расположенным между Критом, Киреной, Ахайей и заливом Малея, которое из-за награбленной добычи стали называть Золотым» (II. 41. 3). [525] Несмотря на то, что Флор называет это море «ближайшим», достаточно взглянуть на карту, чтобы увидеть, сколь обширным был ареал пиратских подвигов Исидора. Конечно, до того момента, когда набеги пиратов станут бедствием и для Италии, причем даже в ближайших окрестностях Вечного города, должны были еще пройти долгие годы, но на Востоке с проблемой пиратства римлянам пришлось столкнуться почти сразу же после приобретения провинции Азия. Борьба с пиратами, а также с племенами разбойников-горцев была одной из главных задач Суллы в Киликии, и хотя источники на сей счет молчат; [526] несомненно, что он вел такую борьбу до тех пор, пока не получил другое, гораздо более важное поручение. [527] Оно было связано с противодействием набиравшему силу грозному врагу Рима –
525
С этим Исидором боролся Публий Сервилий Ватия во время своей кампании в 78–77 годах и одержал победу, но в дальнейшем тот продолжал пиратствовать, находясь на службе у Митридата VI Понтий-ского и был захвачен и казнен Лукуллом уже во время Третьей Митри-датовой войны (Плутарх. Лукулл. 12.2).
526
Letzner W. Op. cit. S. 103. Anm. 94.
527
Абрамзон M. Г. Указ. соч. С. 57.
528
В. Лецнер считает, что Сулла занимался борьбой с пиратами уже после описанных ниже событий (Letzner W. Op. cit. S. 103). По-видимому, он делал это и до, и после.
Этот монарх, наделенный редкостными личными качествами, сочетавший в себе черты типичного восточного деспота и эллинскую образованность, производил неизгладимое впечатление как на современников, так и на потомков. Цицерон считал Митридата вторым полководцем после Александра (Учение академиков… 3). Беллей Патеркул говорил, что в ненависти к римлянам царь Понта был подобен Ганнибалу (II. 18. 1). Про него говорили, что он приучал тело к ядам, принимая противоядия, и владел 22 или даже 25 языками. Уверяли, будто телом Митридат был «крепок настолько, что до самого конца ездил верхом, мог кидать копья и проезжать в день тысячу стадий, меняя на известных расстояниях лошадей. Он правил колесницей, запряженной сразу шестнадцатью лошадьми» (Аппиан. Митридатика. 112. 550; 111. 537; Плиний Старший. XXV. 6; Авл Геллий. XVII. 17. 2; Орозий. VI. 5. 6 и др.).
Вызревание угрозы со стороны Митридата римляне, поглощенные большими внешними войнами и внутренними смутами, проглядели. [529] Митридат унаследовал понтийский престол около 120 года после смерти отца, Митридата V Эвергета. Считается, что этот монарх серьезно воспринимал свои обязанности в качестве «друга и союзника римского народа», [530] хотя в то же время не забывал и об интересах собственного царства, при каждом удобном случае округляя свои владения и расширяя сферу влияния. Митридат Евпатор унаследовал после отца царство, в которое входили собственно Понт, часть Пафлагонии и южное побережье Черного моря с богатыми греческими городами. [531] Митридат начал расширять свои владения, действуя, как и его отец, преимущественно дипломатическими методами и присоединяя территории, на которые у него были какие-либо законные права. Видимо, первым объектом экспансии стала Малая Армения (Софена), которую, как принято считать, он получил по завещанию (Страбон. XII. 3. 28. С. 555). Затем к Понту были присоединены Колхида, Боспор, Херсонес, Ольвия и Тира. По всей видимости, вскоре после этого в сферу влияния державы Митридата попадают и западнопонтийские города – Томы, Истрия, Каллатис и др. Итогом явилось создание обширной державы, со всех сторон окружавшей Понт Эвксинский, [532] который стал «внутренним морем» Понтийского царства. [533]
529
О Митридате и его царстве см.: Молев Е.А. Митридат Евпатор. Создание Черноморской державы. Саратов, 1976; Он же. Властитель Понта. Н. Новгород, 1995; Сапрыкин С. Ю. Понтийское царство. Государство греков и варваров в Причерноморье. М., 1996. С. 106–205.
530
См. об этом: Glew D. Mithridates Eupator and Rome. A Study of the Background of the First Mithridatic War // Athenaeum. N.S. Vol. 55. 1977. P. 382. По мнению Э. Ольсхаузена, роль Митридата Эвергета в истории Понта сопоставима с ролью Филиппа II в истории империи Александра Великого (см.: Olshausen Е. Pontos // RE. Splbd. 15. 1978. Sp. 417).
531
Молев E. А. Митридат Евпатор. С. 21.
532
Strobel К. Mithradates VI Eupator von Pontos. Politische Denken in hellenistischer Tradition versus romische Macht. Gedanken zur geschichtlichen Stellung und zum Scheitern des letzten grossen Monarchen der hellenistischen Welt // Orbis Terrarum. Bd. 2. 1996. S. 159.
533
Щукин M. Б. На рубеже эр. СПб., 1994. С. 143.
Митридат обычно старался найти законный предлог для территориальных приобретений, будь то завещание в его пользу, обращение к нему за помощью и т. д. Кроме того, предметом его вожделений долгое время были земли, не слишком связанные с Римом; посему их захват понтийским царем не беспокоил сенат. [534] Следует учесть и тяжелые войны, которые вели римляне в конце II века. На этом фоне «первое вмешательство Евпатора в дела соседей казалось не более чем незначительным инцидентом». [535] Предоставленный самому себе, Митридат мог без особых опасений заниматься расширением своих владений.
534
Rostovtzeff М. I. The Social and Economic History of the Hellenistic World. Oxford, 1941. Vol. 2. P. 834.
535
Glew D. Op. cit. P. 387.
Ситуация кардинальным образом меняется, как только Митридат направляет свою экспансию в регион, находившийся в сфере римских интересов. Здесь римляне старались
536
Габелко О. Л. История Вифинского царства. СПб., 2005. С. 352.
После захвата части Пафлагонии Митридат обращает взоры на Каппадокию, в дела которой, впрочем, он вмешивался и ранее. В 117/116 году был вероломно убит царь Каппадокии Ариарат VI. На период малолетства его сына регентство получила Лаодика, сестра Митридата и жена покойного царя. Ответственность за это убийство Юстин возлагает на каппадокийского вельможу Гордия, действовавшего якобы по наущению Митридата (XXXVIII. 1. 1). Это вполне может быть правдой, а может, и нет – Митридат во время убийства был еще слишком юн, чтобы вынашивать планы, которые ему приписываются. [537] Во всяком случае, оставшаяся без царя страна представляла лакомый кусок, и в нее вторгся бывший союзник Митридата, вифинский царь Никомед III.
537
Glew D. Op. cit. P. 387 f; Strobel K. Op. cit. S. 158–159.
У Никомеда не было никаких оснований притязать на Каппадокию, и потому его вторжение носило откровенно разбойный характер; сыновья Ариарата VI были лишены своих законных прав, а власть Никомеда над Каппадокией удерживалась при помощи оставленных им там гарнизонов. Митридат немедленно отреагировал на этот акт агрессии: он отправил войско, которое изгнало захватчиков. [538] Таким образом, создавалось впечатление, что справедливость была на стороне Митридата, выступавшего в поддержку законного наследника против узурпатора. [539] Однако здесь события приняли неожиданный оборот: чтобы создать видимость прав на каппадокийский престол, Никомед заключил с царицей тайное соглашение и вступил с ней в брак (Юстин. XXXVIII. 1. 4–5). Теперь Митридату пришлось бороться и с родной сестрой, но это его не остановило – Лаодика вместе с вифинцами была изгнана из страны.
538
Подробный анализ этих событий со ссылками на литературу см.: Габелко О. Л. Указ. соч. С. 357
539
это подчеркивает и Юстин, говоря, что «это был бы превосходнейший поступок, если бы за ним не скрывался обман» (XXXVIII. 1. 5). Что касается обмана, то Юстин вообще склонен приписывать Митри-дату исключительные коварство и злокозненность.
Итак, царем Каппадокии был провозглашен Ариарат VII Филометор, человек еще молодой, но тем не менее не захотевший быть игрушкой в руках Митридата. [540] Независимость от Митридата он продемонстрировал практически сразу же, отказавшись вернуть из изгнания убийцу своего отца Гордия и приготовившись, если потребуется, к вооруженной борьбе. Митридат, не решившись на открытое сражение, вступил в переговоры и собственноручно убил племянника при личном свидании с ним. После этого подлого убийства он посадил на каппадокийский трон послушного правителя – им стал один из его сыновей, принявший имя Ариарата IX. Реальная власть при этом, по-видимому, принадлежала наместникам Митридата, своим произволом вызвавшим ненависть каппадокийцев. Они восстали и изгнали чужеземцев и поставленного ими царя (Юстин. XXXVIII. 1, 7 ел.; 2. 1; Мемнон. 30.1). Эти события и кратковременное управление страной Ариаратом VIII, братом убитого царя, послужили поводом для новой понтийской интервенции, вернувшей власть сыну Митридата. [541]
540
Sherwin-White А. N. Roman Foreign Policy in the East. 168 B.C. to A.D. 1. L., 1984. P. 106; idem. Roman Involvement in Anatolia, 167-88 B.C. // JRS. 1977. Vol. 67. P. 71.
541
Все это происходило на протяжении приблизительно 106/105– 96 годов до н. э. О хронологии событий см.: Габелко О. Л. Указ. соч. С. 359 и сл., 364 и сл.
Именно с этого момента начинается непосредственное вовлечение в конфликт Рима – развитие событий, которое спустя десятилетие вылилось в Первую Митридатову войну. Нельзя сказать, что Рим совсем не реагировал на развитие событий на Востоке. Еще после раздела Пафлагонии между Митридатом и Никомедом сенат направил на Восток посольство, которое потребовало вернуть пафлагонцам их прежнее положение (Юстин. XXXVII. 4. 4). Агрессоры проигнорировали это требование (причем особенно нагло держал себя не Митридат, а Никомед [542] ), но сенат не предпринял против них никаких мер – возможно, под действием взяток (Диодор. XXXVI. 15. 1), если только посольство от Митридата в Рим имело своим предметом пафлагонский вопрос. [543]
542
Magie D. Roman Rule in the Asia Minor. Princeton, 1950. Vol. 1. P. 197.
543
Габелко О. Л. Указ. соч. С. 356.
Затем, как уже говорилось, на Восток отправился Гай Марий. Плутарх утверждает, что отправился он в эту поездку среди прочего и в надежде подстрекнуть Митридата к войне с Римом – победитель кимвров надеялся получить в ней командование, покрыть себя новыми лаврами и укрепить свое пошатнувшееся политическое положение. «Поэтому, хотя Митридат принял его любезно и почтительно, Марий не смягчился и не стал уступчивее, но сказал царю: „Либо постарайся накопить больше сил, чем у римлян, либо молчи и делай, что тебе приказывают“, – и этим поверг в страх Митридата, часто слышавшего язык римлян, но впервые узнавшего, какова бывает откровенность их речей» (Плутарх. Марий. 31. 3–5).