Султан Юсуф и его крестоносцы
Шрифт:
Теперь он сам, султан Египта, в наказание за самонадеянность, был «награжден» таким же позорным поражением.
Алое зарево невиданной радугой переливалось над франками, и султану почудилось, будто прямо над их головами скачет призрачный воин в красном плаще. Он то таял, то возникал вновь — то над одним отрядом рыцарей, то над другим.
— Повелитель, уходим! Это сам Иблис! — крикнул начальник мамлюков, защищавших султана.
— Стоять! — сорвав голос, велел султан.
Он пытался разглядеть странную повозку, напоминавшую катафалк и мчавшуюся
И когда султан догадался, что это за талисман, его бросило в жар.
На повозке восседал страдавший проказой король франков. Он тянул вперед меч… нет, вовсе не меч, а руку, у которой проказа объела все пальцы. Он, Прокаженный Король, сам вел в сражение свое войско и потому оно стало непобедимым [109] .
109
Согласно более достоверной, но менее романтической версии, король Бальдуэн Прокаженный тогда еще «был в седле» и признаки проказы были выражены в меньшей степени.
— Я вижу, Всемогущий, на чьей Ты стороне! — подумал-прошептал султан Салах ад-Дин. — А правда — всегда на Твоей!
— Повелитель! Нас сомнут! Их слишком много! — выкрикнул за спиной султана командир мамлюков.
— Да, слишком много трусов, — пробормотал султан и позволил телохранителям унести его прочь из опасного места.
Вся дорога до Синая была усыпана копьями, мечами и саблями. Храбрые египетские воины бежали от франков, бросая все, что тянуло к земле, мешалось и напоминало о давно уже брошенной через плечо доблести. Беглецы поплатились за свою трусость вдвойне. На Синае многих безоружных египтян перебили или захватили в рабство бедуины.
Сам же султан свернул с позорной дороги вглубь Синайской пустыни и достиг подножия священной Горы.
Ничуть не смущаясь своих мамлюков, он первым соскочил с седла и, отряхнув пыль с одежд, опустился перед горой на колени.
— Всемогущий Аллах! — обратился он к Богу, подняв взор к вершине. — Ты говорил на этой горе со своим пророком Моисеем. Ты жестоко наказывал его народ за все ослушания. Ныне Ты, Всемогущий, наказал меня. Благодарю Тебя! Клянусь, что не забуду этого урока! И Ты, Всемогущий, прошу тебя, не отринь моей клятвы за мой проступок! Вразуми меня ныне, дай знамение!
Три дня и три ночи стоял султан под горой Синай, приглядываясь к горе и к небесам над нею. И вновь не получил никакого ответа, даже намека. Три дня и три ночи не появлялось над вершиной ни малейшего облачка. Стояла тишина. Ни одно из желтых полотнищ не шелохнулось от дуновения ветра.
«Так Всевышний призывает меня к терпению,» — подумал султан.
На четвертый день, в полдень, на севере появилось темное облачко.
Мамлюки приготовились было защищать повелителя, сплотились полукольцом, но вскоре вздохнули
Над быстро приближавшейся конницей развевалось золотистое знамя султана. Всадников вел сам аль-Фадиль.
— Слава Аллаху! — воскликнув он, всплеснув руками и, когда султан обнял его, добавил уже шепотом: — Малик, я ищу тебя уже третий день по всей пустыне. У меня чуть сердце не лопнуло от страха.
— Если бы не боялся за меня, то нашел бы сразу, — ответил Салах ад-Дин.
Когда они тронулись в путь, аль-Фадиль все приглядывался к султану, удивляясь тому, что повелитель как будто совсем не сокрушен бедою и ничуть не огорчен. Около часа оба ехали, храня молчание.
— Всевышний указал мне истинную, единственную дорогу на Аль Кудс, — сказал султан, словно утомленный вопрошающим взглядом аль-Фадиля. — Хорошо, что я получил знамение теперь, а не позже. Солнце восходит на востоке. Направление истинного джихадане может бы против движения Солнца, с запада на восток.
Аль-Фадиль удивился еще больше, но так и не решился просить у султана объяснения того, что же он имеет в виду.
— Мне показалось, что я уже заслужил Аль Кудс и Господь отдает его мне… как дар, — продолжал султан. — Франки стали наказанием за гордыню… А их прокаженный малик достоин уважения.
— Говорят, ему помогал великий воин Джуржи, — осторожно заметил аль-Фадиль.
— Кто такой? — вопросил султан, бросив через плечо недоверчивый взгляд.
— Самый великий и доблестный воин кафиров. Он родился неподалеку от того места… где появились франки. В Лидде. Тысячу лет назад. Он поклонялся пророку Исе и был военачальником у одного малика-язычника. Этот Джуржи отличился во многих битвах, но, когда тот малик узнал о его вере, то приказал Джуржи отречься от нее. Тот отказался и был казнен.
Нетрудно догадаться, что аль-Фадиль рассказывал султану о том, кого вы, христиане, именуете Победоносным Георгием.
— И теперь, как говорят, он иногда появляется и помогает в битве франкам, — добавил аль-Фадиль.
— Это, верно, тот самый воин, который помог кафирам, когда десять тысяч воинов Ислама осаждали Антиохию? — вспомнил султан.
— Да. В городе оставалось всего три сотни воинов-кафиров, и они голодали, — подтвердил аль-Фадиль. — Если бы не Джуржи, они, конечно, не решились бы так отчаянно напасть на правоверных…
— …и обратить их в бегство, как трусливых овец, — договорил за своего замявшегося слугу Салах ад-Дин. — Значит, этот Джуржи действительно был великим воином и Господь посылает его вразумлять правоверных, когда они становятся кичливы и самонадеянны. Это еще одно подтверждение того, что Всемогущий Аллах принял мою клятву.
Аль-Фадиль рассказал султану, что эмир, которому было велено обложить Аскалон, клялся, будто видел, как Джуржи внезапно появился у крепости. Его конь без труда перемахнул через стену, а потом перескочил с башни на ближайшее облако и помчался галопом по облакам на юг, к Газе.