Сумерки человечества
Шрифт:
– Жалко стало. Все же живые люди, - моя наивность, похоже, полностью устраивала человека, со мной разговаривающего. Или обо мне лично, либо обо всем, связанном с анклавами военных, этот бандит был чрезвычайно низкого мнения, что мне играло на руку, - они не сделали ничего такого, за что должны были бы умереть такой страшной смертью.
– А те, кого ты подорвал, значит, должны были умереть? – поинтересовался мой собеседник, по привычке закурив сигарету, но тут же сплюнув с брезгливым видом, а потом и вовсе забросив наполовину сгоревший окурок в дальний угол, - Так получается, по твоей логике?
–
Допрашивающий с минуту мерил меня грозным взглядом, как мне показалось тогда, примеряясь, куда лучше ударить ножом, а потом тихо засмеялся, окончательно выбив меня из колеи столь неожиданным перепадом настроения.
В чем именно состояла соль шутки, мне было не очень понятно, но его она очень развеселила. А главное, взгляд его резко потеплел, уже не был холодным и оценивающим. Небольшая хитрость все же оставалась, без этого никак, но на меня уже не смотрели, как на мясной ряд на прилавке.
Хлопнув меня по щеке, он повернулся к своим холуям и выдал свое заключение по увиденному и услышанному сейчас.
– Вот это парень. Наивный, идиот, да к тому же еще и благородный.
Никогда прежде не встречал такого сочетания. Я вообще не представляю, как он дожил до этого возраста. Тебе сколько лет?
Вот этот вопрос для меня почему-то оказался сложнее, чем все остальные.
Фактически, я настолько перестал придавать значение этой цифре и собственному дню рождения, на фоне всего происходящего, что они выветрились у меня из головы. На секунду я замолк, судорожно вспоминая, а сколько же мне на самом деле лет, но потом вспомнил год собственного появления на свет, и остальное всплыло в памяти само собой. Чуть кашлянув, стараясь скрыть замешательство, сказал, что этим летом мне исполнилось двадцать один год.
– Вот, что значит тонкий подход, - указующе подняв палец, провозгласил мой собеседник, снова отворачиваясь к своим холуям, - Пытки никогда не были актуальны. Боль заставляет человека говорить, но часто он просто повторяет слова мучителя. А вот страх перед болью заставляет говорить правду. И сначала надо пытать, а потом уж спрашивать, а не наоборот, как мне кто-то предлагал, - с этими словами он бросил испепеляющий взгляд на одного из своих подчиненных, отчего
Далеко уйти не смог, уткнувшись тощим задом в запертую дверь.
– А вот ты мне, наоборот, нравишься, - если на его лице была отеческая улыбка, то я сразу вспомнил про сказочных королей, сдуру запиравших своих дочерей в высоких башнях, чтобы потом не менее сумасшедшие рыцари, которым взбрело в голову жениться именно на этой девице, как альпинисты должны забираться туда, при этом еще уворачиваясь от ящерицы-переростка, оставленную не в меру сбрендившим королем возле башни. Вот у него сейчас была точно такая же улыбка, с которой царственный папаша должен был закрывать дверь дочки на ключ.
– А я вас боюсь, - честно признался я, - с остальным еще не определился.
– Это хорошо, что ты меня боишься, - согласился мой собеседник, согласно кивая головой, - я бы даже заметил, что принимаю это как должное, но вот мне все еще интересно, насколько ты верен своим бывшим хозяевам. И не удивляйся, именно бывшим. Ни один из военных и пальцем не пошевельнет, чтобы тебя спасти, поэтому ты принадлежишь мне, целиком и полностью. И поступать с тобой я могу так, как мне заблагорассудится. Хотя пока еще ты можешь повлиять на мое будущее решение. Скажи, только честно, если бы я тебя сейчас отпустил, вернулся бы ты в Сельцы или все же отказался от принадлежности к этому анклаву?
– Не знаю, - сам удивляясь, я говорил чистую правду, все то, что накопилось в душе за последние дни, проведенные на свободе, - Раньше я верил военным, считал, что они на самом деле хотят людей спасти мир прежний хоть частично сохранить. А вот теперь и сам не знаю, что происходит. Все оказались настолько лицемерными, двуличными, - мельком я подумал, насколько же можно быть откровенным с человеком, которому абсолютно плевать на все твои переживания. В такие моменты говоришь все, что вздумается, понимая, что через несколько минут он все равно все это забудет, - Я не всегда даже понять могу, чего от меня хотят. И к военным я больше не вернусь, они оказались совсем не теми, за кого себя выдавали.
– А ко мне служить пойдешь? – неожиданно откровенно спросил допрашивающий, нагнувшись к самому моему лицу. Глаза оставались такими же холодными и бесчувственными, как и раньше, я даже не мог понять, шутит он или нет.
– К вам? – я не удержался и фыркнул, отчего заныли разбитые губы, а одна из царапин открылась снова, окрасив несколько зубов в красный цвет, – После всего того, что произошло? Вы об этом подули до того, как велели меня избивать, или уже после? Или вы просто издеваетесь, прежде чем пристрелить меня? В таком случае советую вам поторопиться, потому что после работы ваших палачей я и так откину копыта через пару дней, они об этом позаботятся.
– Нет ничего страшнее загнанной в угол крысы, - глаза сквозь линзы очков продолжали внимательно смотреть на меня, тщательно изучая. Крое того, тон был настолько задумчивый, что я не понял, пытался он меня оскорбить этими словами, или это были всего лишь мысли вслух, имеющие ко мне только косвенное отношение, - Нет, вот сейчас я абсолютно серьезен. Те, кого ты убил, не представляют для меня особенной ценности, я легко заменю их другими. А вот твое стремление к справедливости мне нравиться.