Сумерки Эдинбурга
Шрифт:
Газовые рожки были прикручены, в очаге мирно потрескивал огонь При мысли о том, сколько чашек чая она выпила за этим столом со своим дорогим Альфи, Лиллиан почувствовала в горле ком. Целых сорок лет они провели друг рядом с другом — пока сердечный приступ не лишил ее мужа. Лиллиан предпочитала находить во всем светлую сторону — так было принято в семье Грей, а вот в клане Гамильтонов на жизнь, увы, привыкли смотреть иначе.
— Тебе налить? — спросила она, берясь за чайник.
Иэн вдохнул аромат пара:
— Крепкий и горячий — все как я люблю.
— У тебя новое дело, — сказала Лиллиан, передавая
— От тебя ничего не скроешь, тетушка, — сказал Иэн, берясь за ячменную лепешку с изюмом.
— Смотри не перебей аппетит, впереди жаркое.
— Этого можешь не опасаться, — сказал Иэн и впился в лепешку, усыпая ковер крошками.
— Кто главный следователь?
— Надеюсь, что я.
— Иэн! Твое первое настоящее дело! — воскликнула Лиллиан и захлопала в ладоши, как школьница.
— Пока все неофициально…
— Это надо отметить! — продолжала Лиллиан, не обращая внимания на его возражения. — Придется откупорить что-нибудь подходящее!
Поднявшись из кресла, она наклонилась к пустому заварнику и не без труда сдержала стон, когда ее немолодые суставы воспротивились столь резкому движению. Слои шерстяной одежды не смогли полностью защитить хозяйку от зимней сырости, и теперь колени Лиллиан опухли и болели. Но она не хотела, чтобы племянник заметил это, и, взяв чайник, пошла на кухню, изо всех сил стараясь держаться прямо. Помешав картошку с сосисками, Лиллиан вернулась к столику с бутылкой односолодового виски и стаканами. Щедро наполнив их, она снова опустилась в кресло:
— Ну же, я жду подробностей.
— Тебе, случаем, не попадалось статей о молодом человеке, которого вчера нашли в парке Холируд?
— Нужно быть глухим и слепым, чтобы ничего о нем не знать, — газеты только о том и пишут, — тут Лиллиан придвинулась поближе к племяннику. — Выходит, убийство? Я так и думала.
— Ты не устаешь меня удивлять. Но почему ты так решила?
Лиллиан улыбнулась:
— Если я раскрою тебе все свои секреты, то больше не смогу удивлять.
Иэн сделал глоток виски.
— Может статься, ты была бы лучшим полицейским, чем я.
— Да что там, мы оба знаем, — откликнулась Лиллиан, — почему ты стал полицейским. — Увидев, как сжались губы племянника, она поспешила сменить тему: — Есть какие-нибудь зацепки?
— Пока нет. Я вот что хотел спросить — ты ведь по-прежнему член Общества любительской фотографии?
— Казначей! — гордо ответила Лиллиан.
— Не согласишься ли дать мне профессиональную консультацию?
— С превеликой радостью!
— Завтра ты свободна?
— Да.
— Сможешь подойти к моргу с утра? Часов в семь, например, — не слишком рано?
— Да что ты, я вместе с солнцем встаю. А с главным инспектором ты об этом уже разговаривал?
— Нет, но поговорю.
— Ужасно интересно! Но давай-ка уже есть. Я умираю с голоду, а уж ты, бьюсь об заклад, и подавно.
— Давай помогу с тарелками.
— Сиди где сидишь.
— Но…
— Потом поможешь убраться, коли так настаиваешь, — сказала Лиллиан, выходя на кухню. Какой бы независимой и самодостаточной она себя ни ощущала, а все же ей отчаянно не хватало мужчины, за которым можно было бы поухаживать. Лиллиан всегда доставляло огромное удовольствие обихаживать своего милого Альфи, хлопотать
— Налетай-ка, тощий-длинный-тонконогий [4] , — сказала Лиллиан, ставя перед племянником дымящуюся тарелку с сосисками, картофелем и кресс-салатом. Она очень любила пересыпать речь старинными шотландскими присказками.
Иэн скривился:
— Тетушка…
— Если не наберешь стоун-другой [5] , на тебя ни одна девушка не взглянет, — перебила Лиллиан, намазывая лепешку свежим маслом.
— Да не нужно мне, чтобы на меня глядел кто-то.
4
Герой народной шотландской детской песенки «Skinny Malinky Longlegs».
5
Британская единица массы, равная 14 фунтам, или 6,35 килограмма.
— А вот у брата твоего проблем с аппетитом никогда не было, — ответила она и откусила кусок лепешки, смакуя нежный вкус. — Слышно что-нибудь от Дональда?
— Нет, — сухо ответил Иэн. — Знаю только, что до недавнего времени он не вылезал из пабов Глазго.
Когда пожар унес жизни родителей Иэна и все имущество семьи, Дональд, его старший брат, учился на медика, и ему прочили блестящую карьеру. Однако юноша так и не смог оправиться от поразившего его той ночью нервного потрясения, когда, вернувшись домой за полночь, он обнаружил, что дом пылает, младший брат заперт огнем в подвале, а родители погибли. Дональд бросил Эдинбургский университет и семь лет слонялся по Шотландии и континенту, перебиваясь случайными заработками в качестве портового грузчика, пастуха или бармена.
— Он по-прежнему играет? — спросила Лиллиан.
— И пьет.
— Жалко как, — вздохнула Лиллиан, и в комнате повисла тишина. Это была очень неприятная тема, и она уже жалела, что подняла ее.
— Горбатого могила исправит, — вдруг сказал Иэн, и Лиллиан стало грустно от обиды, которая сквозила в словах племянника.
Снаружи дождь колотил по крышам, не разбирая домов святых и грешников, выбивая монотонную непрекращающуюся дробь по древним жилищам города. Любой бедолага, что имел несчастье оказаться в такую ночь на улице и мимоходом заглянувший в окно гостиной, не сдержал бы чувства зависти при виде двух уютно устроившихся у потрескивающего огня людей. Но Лиллиан знала, что мысли ее племянника далеко отсюда — его длинные пальцы без конца терзали салфетку, а отсутствующий взгляд замер на языках пламени.
— Еще сосиску? — с надеждой спросила она.
— Нет, спасибо.
— Ну тогда иди уже.
Иэн удивленно взглянул на тетушку:
— Что?
— Я отлично вижу, когда тебе нужно побыть одному. Иди и берись за свою дудку — или во что ты там играть начинаешь, когда подумать надо.
Иэн покорно поднялся из кресла:
— Ты уж извини, собеседник из меня сегодня не ахти.
Лиллиан только махнула рукой.
— Да иди ж ты уже! — сказала она с сильнейшим глазговским акцентом.