Сущность
Шрифт:
Из-под пола донеслось металлическое рычание.
Крафт прижал камеру к колену и увеличил экспозицию. Механ почувствовал, как Карлотта задела его, прижимаясь спиной к стене. Несколько минут они ждали, но ничего не происходило. Глаза постепенно привыкли к темноте. Комната, казалось, была полна бледных теней, готовых вот-вот сдвинуться с места.
Что-то вроде искр медленно исходило от стены, яркие крупинки радужного песка, которые испускали свет и становились невидимыми по мере приближения. Внезапно их окутал холодный воздух.
– Боже, ну и вонь, – пробормотал Крафт.
– Чувствуешь на коже что-нибудь? – спросил
– Будто она горит.
– Наверное, заряд тот еще.
Несколько стаек тлеющих голубых угольков влетели в комнату. Они зашипели, щелкнули и запорхали по лампе и ночному столику, потом коснулись пола и погасли. Из камеры Крафта послышалась непрерывная очередь. Механ бросил ему последнюю пленку, и Крафт перезарядил ее.
– Камеру заклинило, – пробормотал он.
Он выключил мотор и начал снимать отдельные кадры. Карлотта чувствовала, как он блуждает в пустоте по ту сторону. Он начинал злиться.
Долгое время остатки голубого облака вращались, скручивались и ползли вперед по верхней стороне стены и по потолку. Оттуда сыпались яркие синие шары, которые вращались, горели и гасли по мере падения. Крафт протянул руку. Сквозь его ладони проходили очень холодные пятна.
– Снял, – сказал Крафт, опуская камеру.
Механ поставил последнюю фотопластинку в большую камеру.
Целый час ничего не происходило. Снаружи над деревьями забрезжил серо-голубой свет. Крафт поднял штору. На улице царила предрассветная прохлада и тишина. Усталость овладела Механом, и он все тряс головой, чтобы не заснуть.
Карлотта посмотрела на соседский дом, где крепко спали Гринспаны и ее дети. Казалось, впервые нормальная жизнь была в пределах ее досягаемости. Крафт слабо улыбнулся ей.
– Ну и шоу, – мягко пошутил он.
– Боже, – добавил Механ. – Я никогда такого не видел.
Карлотта смотрела на них так, словно они были спасителями из далекой страны.
– Вы еще такого не видели? – спросила она.
Механ покачал головой.
Карлотта задумалась, не сказать ли им сейчас правду. Но правда заключалась в том, что он боялся зайти. Каким-то образом они ему угрожали.
– Теперь понятно, почему вы были так напуганы, – испуганно пробормотал Механ.
Крафт почувствовал странное возбуждение – от недосыпа, от того, что увидел и почувствовал. Его мысли внезапно устремились к оборудованию, которое он хотел привезти в этот дом.
Карлотта полусидела-полулежала на краю кро-вати.
– Но я не думаю, что он вернется, – сказала она, глядя на ученых.
– Это возможно, – заметил Крафт. – Такие явления крайне случайны. Мы можем больше такого не увидеть.
– В каком смысле «он»? – спросил Механ внезапно насторожившись.
Карлотта резко подняла голову. Ее губы перебирали слова, которые она не осмеливалась произнести. В ее мозгу формировались концепции и образы, которые она не осмеливалась выразить.
– Эти штуки, – просто пояснила она.
Механ понимал, что многие приписывали имя или даже личность тому, что не могли понять. Это естественная реакция. И все же он задумался, не скрывает ли Карлотта что-то.
Над крышами
– Мне нужно проявить пленку, – извиняющимся тоном сказал Крафт.
– Вы не возражаете, если мы уйдем? – спросил Механ.
– Конечно нет. Он… оно… не вернется. Я знаю.
– Хорошо, – ответил Механ, отвинчивая металлическую скобу от штатива. – Мы приедем вечером, если вы не против.
– Конечно, – сказала Карлотта. – И большое вам спасибо.
– Это мы должны вас благодарить, – заметил Механ, неся штатив, скобу и камеру в гостиную. – Для нас это выдающаяся возможность.
Яркий солнечный свет проникал в гостиную, придавая волосам Крафта золотистый блеск. Он улыбнулся Карлотте, когда она вышла из коридора с Механом.
– Какое прекрасное утро, – прошептала она.
Ее глаза впитывали золотое сияние солнечного света, яркую дорожку на ковре и свежий воздух, будто наступило первое утро в мире. Все трое чувствовали себя очень хорошо. По разным причинам. Они провели необыкновенный вечер. Теперь пришло время расставаться, и они внезапно почувствовали, словно они все очень близки.
Тускло-красный «фольксваген» отъехал от обочины. Карлотта смотрела ему вслед, пока он не свернул с Кентнер-стрит. Механ помахал ей, и она помахала в ответ. Когда она обернулась, дом был очерчен огненным заревом восходящего солнца. Она чувствовала ликование, стала легче воздуха, полна решимости жить и снова находить радость. Словно родилась заново. В доме Гринспанов становилось светлее. Скоро дети придут завтракать. Карлотта решила приготовить им огромную порцию панкейков с черникой.
15
В лаборатории было темно. В рабочей зоне поблескивали электронные сетки, фотопластинки и сложное электронное оборудование. Полки были заставлены текстами на русском языке и фолиантами, испещренными графиками. Доктор Кули стояла между Крафтом и Механом, изучая стопку только что проявленных фотографий.
На фоне черного прямоугольника она увидела сине-зеленую волну, похожую на завесу тумана, дугой уходящую в пустоту. На следующей фотографии было изображено плотно сжатое облако, из которого вырывались длинные ленты и тянулись прочь, оставляя радужные цветные полосы. На других снимках были видны люминесцентные ауры, окружающие покрытую галькой поверхность, которая, по словам студентов, была стеной спальни Моран. Затем было несколько фотографий поменьше, черно-белых, на которых Карлотта сидела в своей спальне, иногда темной, иногда светлее и мягче, как будто завернутая в газовую вуаль, во что-то менее материальное, чем газ, что смягчало ее черты и делало зрачки ее глаз большими и темными, как озера черноты.
– Это инфракрасные снимки, – сказал Крафт. – Мы сделали их на третью ночь. Всякий раз, когда миссис Моран перемещалась из холодных точек и обратно, Джо фотографировал ее. Когда она выходит из холодного пятна, изображение получается нормальным, очень сложно заметить какую-либо экспозицию. Когда миссис Моран приближается к пятнам, в атмосфере достаточно инфракрасного излучения, чтобы обеспечить экспозицию.
Доктор Кули взяла фотографию. Выглядело жутко, словно фотографировали разных людей. Первая женщина выглядела нервной, испуганной, почти поглощенная окружающей темнотой. Вторая светилась, кожа была мягкой и сияющей, чувственной, даже форма тела выглядела по-другому.