Свадебные колокола
Шрифт:
— Мне кажется, что он устал. Ты бы взял у него эту дурацкую трубу, — попросила Лена, глядя себе под ноги.
Женька нахмурился. Он не умел далеко смотреть и не знал сибирской житейской мудрости — пусть будет плохо тому, кто подумает плохо.
— Ничего, пусть привыкает, — сказал он и с радостью соврал: — Ещё сорок километров, и тридцать из них по болоту.
Лена молча шла рядом.
И Женя с пылом заговорил, выдрав наконец из своей бороды таёжную хвою, опутанную паутиной:
—
Лена остановилась, чтобы дождаться Веню, и ничего не сказала бородатому.
Женька оглянулся на неё, грубо выругался про себя и снова быстро зашагал вперёд. Он их сегодня измотает. Только зачем он соврал ей? Ведь они скоро будут на месте и разойдутся своими дорогами. Венька же не лезет к ней целоваться и ведёт себя довольно трезво.
Лена дождалась Веню, и они пошли рядом на некотором расстоянии, чтобы не забрызгать друг друга болотной грязью, чавкающей и летевшей из-под ног.
— Ты давно не был дома? — спросила его девушка.
— Мой дом теперь здесь. Смотри, разве плохой дом? — И Веня оглянулся но сторонам.
Мелкий дождь прошёл, и снова проглядывало из-за верхушек деревьев солнце, и берёзы возбуждённо зашумели своими пятиалтынными листьями.
— Разве тебя не тянет в Москву?
— Пожалуй, по праздникам, — усмехнулся Веня, незаметно вытирая лоб от пота и протягивая к девушке руку. — Давай твой рюкзак.
— Вот ещё. Мне привыкать надо. Ты совсем не хочешь в Москву?
Лена смотрела на Веню. Ей было интересно, поэтому она и привязалась к нему с этой Москвой.
— Больше, разумеется, чем в Рио-де-Жанейро. Но жить я хочу в другом городе.
— Каком?
— Своём собственном.
— Не понимаю, — пожала плечами Лена.
— Я и сам плохо понимаю, — улыбнулся Веня. — Это совсем новый город, и в нём скоро на главной улице будут расти розы. Как ты считаешь, красиво?
— Конечно, только их можно и дома разводить.
— Солнце же для всех светит. И радуга для всех, — задумчиво ответил Веня.
Несколько шагов они прошли молча. Под их резиновыми сапогами хлюпала болотная вода.
— Ты устал? — спросила Лена.
— Нет. С чего мне уставать? — Веня снова незаметно вытер потный горячий лоб. — На мне воду возить можно, всё нипочём.
А Лена думала совсем о другом. Она повернула голову к Вене и неожиданно сказала:
— В Сибири не могут расти розы. Они тепло любят.
— Тепла им здесь хватит. Тепло ведь разное бывает, — сказал Веня. Он вспомнил девчонку с веснушками. Любит ли она этого прораба
Они остановились у странной высокой сосны, у которой было три ствола. Неизвестно, что случилось когда-то с этой красивой и сильной сосной, раскинувшей в разные стороны три могучих отростка. Может быть, сосна три раза выходила замуж? Каждый ствол был не похож друг на друга, по-своему стройный, крепкий, здоровый. Отростки тянулись к свету, они пробивали себе дорогу наверх, и там высоко под солнцем им было тесно среди пушистых крон и неба.
Веня подошёл к девушке, снял с неё рюкзак и забросил на своё плечо.
— Зачем? — тихо спросила девушка. Её синие глаза снова спросили его «зачем?», но, кроме вопроса, в них не было больше ничего.
Веня пожал плечами — сразу не нашёлся что ответить. Он посмотрел в её синие глаза, словно синие подснежники, и серьёзно сказал:
— Пусть Женька ревнует.
Лена молчала и смотрела на странную сосну. О чём она думала перед этой сосной?
— Это ему на пользу, — успокоил её Веня и твёрдо повторил: — На пользу. От этого ещё никто не умирал.
Лена подошла к сосне, положила руку на один из её стволов и предложила:
— Давайте здесь пообедаем.
Между стволами, которым было тесно и которые рвались к небу, можно было смастерить удобный обеденный стол. Поэтому Веня кивнул девушке, соглашаясь с ней, и закричал на всю тайгу:
— Женька! Обед!
Веня соорудил стол и разжёг костёр.
Они сидели молча вокруг сосны, напоминающей вазу, и обедали. Бородатый обиженно молчал, безразлично копался раскладной вилкой в тушёнке. Он придерживался своего плана действий.
Лена быстро поела и начала ставить на карте отметки.
Веня смотрел через её плечо на карту и думал о бородатом Женьке.
— Нам придётся вернуться, Женя, — сказала Лена и вздохнула? — Ведь этот участок нам надо пройти заново.
— Вернёмся. Делов-то куча. Только вот проводим этого друга.
Веня не обиделся. Он улыбнулся и спросил бородатого:
— Ты какие больше любишь ножки от курицы — правые или левые?
— Мне всё равно, — хмуро отозвался Женя.
— А мне нет, — Веня поднялся и облокотился на один из трёх стволов. — Поскольку петухи и курицы спят на правой ноге, значит, левая нога у них вкуснее и мягче. Закон природы. Соображать надо.
Лена улыбнулась, а бородатый продолжал лениво и молча копаться в тушёнке. Все эти остроты были ему до лампочки — по своему железному плану он не должен был улыбаться, а смеяться он будет последним.
А Веня тогда неожиданно сказал:
— Знаешь, Лена… я могу тебя полюбить.