Свадебные колокола
Шрифт:
Он достал из-под папок несколько листов бумаги, мелко исписанных красными чернилами, и протянул их Вене?
— Я тут кое-что нацарапал. Посмотри, может, подойдёт?
Калашников просмотрел его записи, а Иваныч взял в руки лист бумаги, который Веня исписал разными каракулями, и спросил:
— Стенографией владеешь?
Веня сморщился, словно у него болели зубы, и тихо сказал:
— Учусь… Твой материал — клад для газеты.
— Ну? — наклонил голову Иваныч.
Веня
— Постараюсь, Иваныч, проколотить твою статейку в редакции. Ручаться не могу. Но всё, что можно, сделаю.
— Ничего получилось? — с любопытством спросил директор.
— Кое-что подправить нужно, конечно. Но это мелочи.
— Если что такое, ты соавтора привлеки. Главное, чтобы напечатать.
— Я думаю, что всё будет хорошо. На обратном пути мы с тобой потолкуем.
— Почему на обратном? — не понял Иваныч.
— Тогда и узнаешь, директор, — Веня уклонился от откровенного разговора, откладывая его до возвращения. — Как будем с транспортом?
— Что-нибудь придумаем, — ответил Иваныч.
Он вытащил из стола колокольчик и зазвонил.
Среди гама и шума, который стоял в правления, звон колокольчика терялся, на него никто не обращал внимания, потому что каждый был занят своим делом. Но тот, для кого этот звон предназначался, услышал его, и молодой парнишка, верно только что вылупившийся из средней школы, появился перед Иванычем.
— Звали? — спросил он.
— Звал. Что у нас, Али-Баба, есть из четвероногих?
— Ничего.
— Пораскинь мозгами. Вот журналиста в город срочно нужно отправить.
Мальчишка с интересом посмотрел на Веню. Калашников покраснел и сделал вид, что поправляет брюки, которые выбились из-за голенища сапога.
— По вашей записке я отдал последнюю машину Борзых, — виновато ответил Али-Баба. — К вечеру что-нибудь будет.
— Сколько я раз тебе говорил, — вздохнул Иваныч, — не верь ты никаким моим запискам. Ты у меня министр транспорта.
— Только к вечеру, — снова повторил Али-Баба. Он почесал кулаком покрасневший нос и смутился, как будто он был во всём виноват.
— Какой вечер, — с обидой бросил Веня, не поднимая головы. — У меня ни метра времени. К вечеру мне надо быть в горкоме, как из пушки. А в городе у меня сорок дел, и все надо переделать к вечеру.
Мальчишка, которого звали Али-Баба, задумался, посмотрел в окно, за которым виднелся совхоз и голая берёза у самого окна правления, и нерешительно сказал:
— Трелёвочный трактор есть. Виктор за запчастями собирался в город.
— За запчастями, — повторил Иваныч и кивнул головой. —
Потом он подписал какие-то бумаги и сложил их в стопку, как тарелки после завтрака, внимательно посмотрел на Веню и спросил:
— Трактор водить можешь?
— Третий год на востоке, — отозвался с гордостью Веня и встал со стула.
Этим было сказано всё. Больше не требовалось никаких доказательств. Слова прозвучали солидно и веско, как пароль в резиденцию японского императора.
— Только вот что я должен тебе сказать, — вздохнул Иваныч. — Если кто-нибудь узнает об этом, у меня будет прямая дорога в суд. Понимаешь?
Веня кивнул головой.
— Послушай, Калашников, а может быть, ты привезёшь нам запчасти? Всё-таки мало-мальский повод. А то ведь и оправдания перед прокурором никакого не будет.
— Привезу, — твёрдо ответил Веня. — Давайте доверенность. Вот мой паспорт.
— И Витька мне позарез эти два дня нужен, — задумчиво сказал Иваныч. Он взял в руки Венин паспорт и добавил: — Сколько возьмёшь за доставку?
— Ты хоть и директор, но дурак! — вспыхнул Калашников.
— Добро, печки-лавочки, — согласился молодой Иваныч и протянул Вене свою широкую ладонь.
Рука его была сухая и прохладная. Веня ответил крепким рукопожатием, и ему снова стало стыдно и неприятно за всё своё враньё. Он твёрдо решил, принеся душевную клятву перед своей совестью, что в городе, чего бы ему это ни стоило, проколотит в редакции областной газеты фельетон Иваныча о картошке. Статья ведь дельная, чего и говорить. Не зря директор шестой год недосыпает и корпит над учебниками.
Скоро доверенность была готова. Иваныч пошёл проводить Веню и по дороге затащил его к себе домой. Он дал ему в дорогу кусок холодной медвежатины и половину буханки ржаного хлеба.
— Не нужно, — смутился Веня и отказался.
— Бери-бери. В дороге пригодится, — ответил Иваныч и засунул пакет к Вене в рюкзак. Потом он достал из нового тяжёлого шкафа бутылку водки и предложил: — Махнём по одной?
— За знакомство, что ли? — спросил Калашников.
— Ну.
— В следующий раз.
— Ну как знаешь, — Иваныч убрал бутылку обратно.
Потом он подошёл к магнитофону, который стоял на письменном столе у окна, и снял с него крышку. Магнитофон был немецкий, новый и красивый. Первоклассный.
Иваныч повернулся к Вене и сказал:
— Послушай.
Веня ожидал услышать музыку, какую угодно, и удивился, когда тихий ровный голос, чуть заикаясь и растягивая слова, начал читать стихи. Иваныч постучал рукой себя в грудь: мол, сам читаю, и шёпотом добавил: