Свадебные колокола
Шрифт:
— С лукошком? — серьёзно спросил Женя.
— Форма одежды по выбору, — сказал Веня и снова заиграл на гармошке.
— Ты не хочешь кушать? — спросила бородатого Лена.
— Спасибо, я сыт. Я думаю, что здесь где-то рядом есть совхоз или колхоз. Точно, помню, — отозвался Женя и присел к огню.
Он взял Ленину руку и спросил её:
— Хочешь, погадаю?
Веня незаметно поднялся и ушёл в палатку.
Он зажёг фонарик и сразу увидел карту, которую искал Женя. Она лежала на одеяле, и он, верно, долго изучал её. Он
Костёр был совсем рядом с палаткой, и к Вене доносился тихий шёпот.
— Я люблю тебя, Ленка. Слышишь? Давно… когда мы ещё с тобой бегали в школу. Помнишь, я закрывал тебя на ключ, чтобы ты опоздала в школу, и ждал тебя за дверью, ждал, когда ты начнёшь стучаться. А ты убегала на уроки через окно. И потом. Всегда.
— Тише, — ответил голос девушки, — Веня услышит.
— Пусть слышит. Он и так знает всё. Я люблю тебя.
Стало тихо. Только шелестели листья деревьев.
— Почему ты молчишь? — спросил голос Жени.
— Я слушаю тебя. Ты никогда мне об этом не говорил. Только, мне кажется, об этом не нужно кричать и громко говорить.
— Я могу говорить громко. Я хочу кричать, — упрямо ответил Женя. — Я имею на это право.
— Когда получается плохая кинокартина, её рекламируют, как могут. Я против афиш.
— Лучшая реклама фильма — дети до шестнадцати лет не допускаются, — медленно ответил бородатый. — А мы с тобой уже вышли из этого возраста. И ты знаешь, Лена, ещё вчера я чувствовал себя чем-то вроде пластинки, да, да, на которой записана только одна песня. А вот сегодня эта пластинка разбилась. И мне как-то легко. У меня теперь много песен. И все эти песни про тебя.
Стало тихо. Сквозь палатку было видно неясное пятно, костра. О полог палатки уныло бился слабый ветер.
— Пойдём походим? — спросил голос Жени.
— Пойдём, — согласилась Лена.
Венька улыбнулся и с головой накрылся тонким одеялом. От него пахло сухарями.
Всё идёт совсем хорошо, подумал Веня. И Женька, честное слово, славный малый, когда он не корчит из себя Иисуса Христа.
Неожиданно ему почудилось, что над тайгой закричали дикие лебеди. Веньке даже показалось, что он услышал взмах крыльев. И лебединый крик звенел, как далёкий звон колоколов. Веня привстал и прислушался. Было тихо, только шелестели листья.
Гулко упала на палатку шишка. Выходит, ему действительно почудилось.
Спал Веня крепко и спокойно, и сны к нему не являлись. Утром он проснулся позже всех.
Он немного понежился под тонким одеялом и, вылезая наружу, сказал:
— Я проспал. Не сердитесь, таёжные люди.
Небо было совсем не осенним, не ноябрьским. Оно проступало сквозь верхушки сосен и кедров неровными голубыми квадратами. В одном из таких квадратов Веня заметил тонкую белую полоску, оставленную реактивным самолётом.
Ни Жени, ни Лены он не увидел.
Костёр догорал, а их нигде не было видно.
Веня присел у потухающего огня и стал слушать мелодичный
Веня вздохнул и посмотрел на появившегося из палатки второго Калашникова. Парень завязывал на белой сорочке чёрный галстук и смотрел на Веню.
— Они ушли? — спросил Веня.
— Конечно, ушли, — заговорил второй Веня, надевая пиджак. — Я видел собственными глазами. И рюкзаки прихватили с собой. Тоже мне москвичи. Я так и решил ночью, что они убегут от тебя, когда этот бородатый тип всю ночь болтал фонариком.
— Но Лена? — удивился Веня.
— Все люди — эгоисты. И влюблённые тоже и даже больше, чем все остальные, — вздохнул второй Калашников. — Собирайся.
— Куда? — тихо спросил Веня.
Но ему больше никто не ответил. Веня оглянулся кругом (приснилось, что ли, или показалось?) и поднялся. Прислушался. Было тихо. То здесь, то там раздавался печальный звон капель.
Веня ушёл в палатку и начал укладываться в дорогу. Он старательно уложил свой рюкзак и в раздумье съел несколько ванильных сухарей.
Он начал вылезать из палатки. Откинув полог, прямо перед собой увидел маленькие сапожки, по которым сбегала таёжная грязь. Держа в руках рюкзак, Веня выпрямился.
— Уже встал? — ласково спросила девушка и улыбнулась усталой доброй улыбкой.
Веня просто кивнул ей и ответил:
— А я думаю, где это вы гуляете?
— Мы в деревню ходили. С самого рассвета её искали.
Веня внимательно посмотрел на Лену, в её синие глаза, не глаза, а синие подснежники, и спросил:
— У тебя подозрительные глаза. С чего бы это?
Лена обняла Веню и ответила:
— Это бывает только два раза в жизни.
Веня с удивлением смотрел на девушку.
— Это как раз второй случай, — громко сказал бородатый Женя, приближаясь к палатке. Он, верно, слышал конец их разговора. Евгений шёл к ним с рюкзаками в обеих руках и широко улыбался.
— Хватит при мне обниматься, — сказал он, когда подошёл к палатке и положил рюкзаки на землю. — Постесняйтесь, честное слово, дети, и побойтесь бога. — Женя посмотрел на Веню. — Нашли мы всё-таки твой проклятый совхоз. Он совсем рядом. Можешь топать. Там дадут тебе машину, и считай, что ты уже в городе. Сегодня среда.
— Среда? — переспросил Веня.
— Среда, — улыбнулся Бородатый. — То, что и требовалось доказать. А насчёт скандала, помнишь, мы говорили, я устрою. Пусть займутся лесом, в самом деле. Дело не только в восьмом квадрате. Пора менять старые порядки.
Веня вытащил из рюкзака флягу со спиртом и протянул её бородатому.
— Держи. У тебя, ты говорил, спирт кончился. А мне он всё равно теперь не нужен. Лечитесь от гриппа и вспоминайте врача.
Женя трогательно улыбнулся, раньше он не умел так улыбаться, и тихо сказал Вене: