Свержение ига
Шрифт:
Крепость сурово молчала, и скоро в стане врага запели боевые трубы. Немецкие пушки начали было обстрел крепостных стен, но ядра зарывались в снежные валы и не причиняли защитникам видимого вреда. Фон Виммер возмутился: детские игры в снежки могли стать предметом насмешек со стороны недоброжелателей. Он приказал прекратить огонь и двинул войска на приступ.
Крепостные пушки ответили согласным и довольно метким огнём. Укрытые за снежными валами, самострельщики стреляли в упор и пробивали насквозь толстые панцири ливонцев, нанося им значительный урон. Однако наступающие продолжали двигаться и вскоре подошли к снежным валам, где оказались недоступными для крепостных пушек. Солнце стояло ещё совсем низко, а исход борьбы уже не вызывал сомнений. Правда, как и ожидалось, ледяные валы оказались для ливонцев серьёзным препятствием. Без лестниц на них нельзя было взобраться, а лестницы
— Ну, ну! — подбадривали они ретивцев. — Крепость близко, да гора склизка. Ну, ещё разок, ну! Ах ты, Господи...
Зато если кому-нибудь удавалось достигнуть вершины и показаться над валом, следовал выстрел из самострела — ливонец катился вниз, а за ним с железным грохотом скользила потерявшая равновесие лестница. Долго, однако, так продолжаться не могло, и на помощь тяжёлым рыцарям бросились лёгкие пешцы с верёвками и железными крючьями. Для них ледяная преграда оказалась не такой сложной, они довольно быстро взбирались с помощью верёвок наверх, а затем быстро скатывались вниз. Под крепостными стенами копилось всё больше и больше врагов. Ливонцы упорно карабкались по валунам, из которых была сложена гдовская крепость, и многие уже вступили в рукопашный бой. Осаждённые лили горящую смолу, сыпали жаркие угли, бросали тяжёлые камни, но силы оказались слишком неравными. В нескольких местах все защитники пали, и ливонцы хлынули в крепость. Они окружили главную башню, казалось, вот-вот взметнётся над ней их стяг. Но за стенами уже разгорались от смолы и углей льняные очёсы, огонь вспыхивал то тут, то там, начал заниматься хворостняк.
Ливонцы встревожились, засуетились, однако путь назад им отрезался: снежные валы оплавились и стали непроходимыми. Вскоре всё пространство между стенами и валами заполнилось огнём, поглотившим штурмующих. Отчаянные вопли продолжались недолго, их сменил мерный гул пламени. Огонь утих не скоро, но, когда дым рассеялся, все увидели, что подтаявшие валы осели, а на неприятеля смотрели в упор со стен крепостные пушки. Крепость могла отразить новый приступ.
Семён подивился мудрости гдовского воеводы и подосадовал на то, что, доверившись мнению Шуйского, не смог отличить скромную мудрость от нахального невежества. Сколько же их на нашей земле, некрикливых, безвестных трудяг, честно творящих своё дело! Не в пример иным, помышляющим о наградах и выставляющимся напоказ, они не считают делом первостепенной важности своевременное «доношение», не стремятся получить поскорее указку сверху или выпросить подмогу. Их самостоятельность и строптивость не в чести у начальства, их стараются упрятать в глухомань, обделяют наградами, а они служат на совесть и в том находят смысл своей жизни.
— Где же твоя помощь, пушкарь? — спросил воевода Семёна, когда тот поздравил его с победой. — Торопись, не то без тебя с ливонцем управимся, — и поспешил по своим воеводским делам.
И тут, словно ему в ответ, с южной стороны раздались громкие крики: подошедшие из Пскова ополченцы сшиблись со стоявшими там ливонцами и опрокинули их. Крепость радостно приветствовала прибывшую подмогу.
День перевалил за полдень. Времени с начала осады прошло не так уж много, но фон Виммер потерял добрую треть своего войска. Узнав о подошедшем подкреплении, он решил снять осаду, и утром следующего дня ливонцы двинулись в обратный путь.
Великий князь обрадовался нежданной победе, однако более испытывать судьбу не хотел. Да и много ли чести в терпеливом ожидании очередного наскока? Он приказал Оболенскому идти на соединение с псковичами и далее действовать по обстоятельствам. 2 февраля великолукская рать подошла к Пскову. Ратники обнимали друг друга, а князья сразу же пустились в раздоры. Согласно бытовавшим правилам, присланное со стороны войско поступало в распоряжение великокняжеского наместника, посему Шуйский забросал Оболенского многочисленными предписаниями относительно расположения его рати. Такие правила не распространялись, однако, на случай крупной войны — тогда власть над всеми силами брал пришлый воевода, а наместник занимался снабжением и обороной города. В ответ Оболенский прислал Шуйскому указ, как твердить город и обучать ополчение. Оба князя, находясь в соседних домах, писали друг другу грозные приказы и читали их лишь затем, чтобы выискать для себя новую обиду. После миротворческого вмешательства епископа и представителей господы стороны удовлетворились тем, что Шуйский будет главенствовать в осадных
Следующая полоса раздоров наступила при обсуждении датьнейших планов. Оболенский предлагал ждать крупного наступления ливонцев, с тем чтобы начать главное сражение. Шуйский стоял за немедленную осаду порубежных замков, откуда грозило наступление ливонцев. Оболенский возражал, справедливо указывая на недостаток осадных пушек, розданных для защиты псковских городов. Шуйский не менее справедливо говорил о пагубности ожидания, растлевающего войско и снижающего его боевой дух.
Достижению видимого соглашения помог прибежчик из Нейхаузена — ближайшего к Пскову порубежного ливонского замка. Там, по его словам, скопилось много награбленного рыцарями добра и томились сотни пленников: русские, литовцы, поляки, а чуди и вообще не было числа. Прибежчик молил об освобождении гибнущих товарищей, указывал на малочисленность домосидного войска [46] , обещал поддержку осаждающим изнутри. Шуйский решил вести псковичей к Нейхаузену. Оболенский скрепя сердце присоединился к нему.
46
Домосидное войско — так именовался в то время крепостной гарнизон.
7 февраля соединённое войско двинулось в поход. На этот раз взяли с собой почти весь малый наряд и сопровождающий его гуляй-город. Вечером следующего дня подошли к Нейхаузену. Замок имел мягкие очертания: плавно закругляющиеся стены, выступающие из них овалы башен, полукружья ворот — издали он казался нагромождением огромных серых валунов, разбить или взобраться на которые было не под силу человеку. Оболенский сразу же объявил, что не станет посылать своих людей на крепостные стены и будет действовать только в поле.
Самым слабым местом замка, как показал прибежчик, являлись северные ворота, поскольку им готовилась скорая замена. Весь пушечный наряд решили разместить напротив них. Люди принялись расчищать подъезды. Фогту замка направили предложение о сдаче.
— Умеют ли у вас читать по-немецки? — спросил фогт принёсшего послание и очень удивился, услышав утвердительный ответ. — Неужели? Впрочем, этому, говорят, учат и медведя. Всё же я прибегну к более понятному для вас языку.
Он нарисовал на обратной стороне листа большой кукиш и велел выставить посланника за ворота. «Шиш прислал шиш», — усмехнулся Шуйский и пустил бумагу по ратникам. Ночью по расчищенной дороге подвезли щиты и пушки. Едва забрезжил рассвет, изумлённые защитники крепости увидели перед собой два полукружья щитов, переднее из которых открыло частый огонь по северным воротам. Щиты находились вне зоны огня пушек верхнего яруса, а пушки подошвенного боя почему-то молчали, так что осаждающие действовали беспрепятственно. Чугунные ядра крошили дубовые ворота, и скоро они стали походить на решето. Фогт распорядился уничтожить нахалов.
С тяжёлым скрипом открылись соседние ворота, выпуская отряд железных рыцарей. Твёрдо и несокрушимо двинулись они на жалкие укрепления русских. Семён тотчас остановил стрельбу и приказал зарядить пушки дробом. Он медлил с возобновлением огня, не желая спугнуть врага. Немцы истолковали это молчание по-своему.
— Вперёд, славные рыцари! — кричал фогт из смотрового окна донжона [47] . — Разгоните русских свиней, отвадьте их от привычки пастись на нашей земле!
47
Донжон — главная башня замка.
Рыцари опустили копья и убыстрили ход.
— Gott mit uns! [48] — раздался их боевой клич.
— Пали! — закричал в ответ Семён.
Русские пушки хрюкнули и смели треть рыцарского отряда.
— Стрели!
Воздух разорвался согласным шелестом: спрятанные за вторым полукружьем щитов самострельщики выпустили смертоносный веер, поразивший ещё треть наступавших. Остальные стали замедлять ход и поворачивать коней. Им наперерез двинулись из засады русские конники. Фогт понял, что вышедших из замка спасти не удастся, и приказал закрыть ворота. Они захлопнулись прямо перед носом русских.
48
С нами Бог! (нем.)