Свет и Тень
Шрифт:
— Ещё чего! Сам пусть сюда едет, я расскажу ему о тебе.
— Это будет ещё лучше, — сдержанно улыбнулась девушка.
— Ах ты, мать его, крысью! Да его ж убить за это мало! — выпив в четвёртый раз, продолжал яриться Крысолов.
— Кого? Жара?
— Да нет же, Хаскиля твоего разлюбезного! Вот урод! Да я ему все космы пооторву!
— Да прекратите вы! — не выдержала Рыска, ударив кулачком по столу так, что тарелки подпрыгнули. — Я сама ушла!
Повисла пауза.
— Зачем? — удивился путник.
— Не хочу посольскую родословную портить, –
Крысолов, уже окончательно отказываясь что-либо понимать, уставился на девушку.
— Да ты правда, что ли, дура? — спросил он.
— Наверное, — глухо сказала она.
— Зачем ты это сделала?.. То-то я гляжу, что на него это непохоже, — задумчиво проговорил путник. – Он, конечно, сволочь, но благородная сволочь. Подобного за ним никогда не водилось, он за свои поступки отвечать умеет. Он хоть знает?
— Не знает и не узнает, — заверила Рыска.
— Да, если б знал, в два счёта бы на тебе женился, — согласился Крысолов.
— И что это была бы за жизнь? — гордо спросила девушка.
— Уж лучше, чем так.
— Как – так? У нас всё хорошо.
— Ага, хорошо, — тоже, хлопнув ещё стопочку, кивнула тётя Ульфина. — Иногда по целой ночи ревёт, а иногда и день захватывает. Как ни гляну — глаза на мокром месте. И сейчас заревёт, того и гляди!
Рыска закрыла руками лицо. Слёзы снова подступили к глазам.
— Ты расскажи, как было, — попросил Крысолов. — Садись, расскажи. Я твой друг, тётя твоя тут. Нас не надо стесняться, — он погладил девушку по вздрагивающим плечам, — расскажи… Тебе же легче будет!
От души проревевшись, Рыска присела за стол и всё им рассказала, краснея аки маков цвет, когда разговор касался причины появления на свет её малыша. Рассказала про свою большую любовь, про господина посла, не одобрившего выбор сына, про то, как под проливным дождем покинула негостеприимную саврянскую столицу. И про то, как просто ехала и ехала, не разбирая дороги, пока не оказалась в Калинках. И неизвестно, что было бы, если б однажды ранней осенью, холодным промозглым вечером не постучалась она в уютный домик у озера, где неожиданно нашла и приют, и добрый совет, и дружескую поддержку, и материнскую заботу.
— Так вы ей не тётя? — поинтересовался путник у Ульфины.
— По крови – нет, а так… да, теперь уже, конечно, тётя, — ответила Муха, а это была она. — Мне ведь тоже несладко пришлось, господин путник. Одна на старости лет осталась, а тут такая радость… — она со вздохом улыбнулась, заглянув в глаза Рыски. — Ну хватит уже печалиться, милая. Радуйся тому, что есть.
Так или иначе, но Рыске полегчало. Во всяком случае, наутро она улыбалась.
Крысолов ошибся насчет простуды, а может, просто перебрал, но голова гудела с утра как колокол, и потому он остался в гостях у Рыски и её тёти ещё на сутки. Теперь уже никто не требовал с него денег, но он всё равно, по собственной иннициативе, решил подкинуть немного: они лишними не бывают, когда в доме младенец.
Честно говоря, основной причиной его задержки стало не плохое самочувствие, а желание
Сердце замерло, когда Рыска подвела его к колыбели. Её лицо сияло от гордости и радости.
— Смотрите, — торжественно произнесла она.
Увидев малыша, путник аж вздрогнул.
— Ну как? — над ухом прошептала молодая мать.
Как? Жёлтые с зеленцой глазки, бровки вразлёт, светло-серебристые волосы – так, пушок пока, острое саврянское личико, невероятно белая кожа и потрясающее сходство во всём. Даже пальчики на руках…
— Такое впечатление, что это не ты, а он его родил, – Крысолов прицокнул. — Ну надо же! Только кос не хватает!
— Вырастут! — с вызовом пообещала Рыска.
— В Ринтарской веске?
— Ну и что? Плевать я хотела.
— Задразнят пацана!
— Пусть только попробуют, — холодно произнесла девушка, и путнику стало понятно, что это не просто угроза.
— Скажи Альку! — взмолился Крысолов. — Ну хочешь, я сам к нему поеду? Знаешь, как рад будет? Я его знаю, Рысь, не дури!
Она помолчала немного.
— Знаете, почему я ушла? — начала она. — Я для его родни — как корова беспородная. Наполовину из скакового стада, наполовину из дойного. Ни то, ни сё. Мне и Альковых закидонов хватало, а тут еще и они бы насели. Ну не дали бы нам спокойно жить! Мне-то без разницы, я бы ради него и не такое бы стерпела, а он стал бы переживать да изводить себя… Он ведь только с виду стальной. Нутро у него мягкое, чуть дотронешься — и рана. Он потому и в путники пошёл, думал, будут все видеть, какой он, весь из себя: и дар у него, и мечи, и не доберутся… И из дома уйти навсегда хотел, и женщин близко не подпускал, и ведёт себя со всеми надменно, чтоб не ранил никто. А главное, он сам этого всего не понимает! Кичится своей силой, всегда и ото всех пакости ждет… Так же жить невозможно! Представляете себе, как тяжело таким быть? И как с ним тяжело…
— Да уж знаю, — со вздохом, согласился путник.
— А главное ведь, хороший он… Добрый, благородный. Родных своих очень любит. Но никогда в жизни ни в чём таком не признается! И мне с этим тоже ничего не поделать. А смотреть на такое сил не было… — Рыска всхлипнула и отёрла слёзы. — Он сам себе никогда не позволит быть счастливым… А отец его свои цели преследует. И… Тоже ничего понимать не желает. Я правильно ушла. Я всё равно бы не смогла ничего изменить.
— А как же ребёнок? — печально спросил Крысолов.
— А что — ребёнок? — серьезно спросила девушка. — Альк ведь путником быть мечтал? Вот пусть и будет. Таким, как он, всё равно не до семьи. Перекати-поле… Я сначала думала, что обиделась, но дело не в этом. Просто не хочу всю жизнь сидеть и ждать… — она шмыгнула носом. — Мальчик будет только мой. Я так радовалась, когда узнала, что он будет! — улыбнулась Рыска, покачав головой. — Сутки в молельне на коленях простояла, Хольгу благодарила!.. Да и никому он не нужен, кроме меня, — заключила она.