Свет и Тень

ASTORIS

Решив, что растопка печи всё же проще, Крысолов засучил рукава и принялся за дело, вздыхая каждую щепку.

Когда всё погасло в пятый раз, Рыска, уже закончившая свою работу, вежливо оттеснила его в сторонку и принялась за растопку сама. Однако из-за разыгравшейся за окном пурги тянуло и в самом деле плохо. Кое-как, с помощью Сашия, чьё имя девушка не раз и не два упомянула, пламя разгорелось, загудев в жерле печи. Тогда Рыска достала подвешенное за окном в торбе замёрзшее сало, с трудом нарубила его, бросила на сковородку, которую поставила на печь, и принялась нарезать

картошку соломкой. Работала она быстро и сноровисто, и наставник вдруг порадовался, что принял её предложение поужинать. Голова у него давно прошла, а от запаха готовящейся еды проснулся аппетит, тем более, что готовила его воспитанница намного вкуснее, чем кухаря в кормильнях, особенно для любимого учителя.

— У меня тут тоже кое-что есть, — вспомнил путник.

«Кое-чем» оказался глиняный горшочек с грибами, обвязанный пергаментом: знакомый кормилец утром угостил. Грибами оказались солёные грузди или что-то наподобие. Рыска попробовала один и одобрительно кивнула: вроде ничего.

— У вас выпить, случайно, ничего не найдется? — спросила девушка, помешивая ложкой картошку в сковородке.

— Адептам запрещается употреблять алкоголь в общежитии, — сделав постное лицо, процитировал Устав Крысолов.

Рыска улыбнулась.

— Адептам, может быть, и запрещено, но я же ваша дочь, — иронично произнесла Рыска. На слухи она с детства научилась не обращать внимание, но этот ей нравился. Она им вовсю пользовалась, а ещё гордилась, что её считали дочерью Крысолова.

Девушка и её учитель немного посмеялись.

— Нет, в самом деле, есть выпить или нет? Что-то мне сегодня невесело, — призналась она.

— Понимаю, — согласился путник и снова полез в свою сумку, — конечно, есть, доча, — он достал и поставил на стол плоскую металлическую фляжку. — Настойка травяная со специями. Очень согревает. Подойдет?

— Естественно, подойдёт. Отвернитесь только на щепочку, мне нужно переодеться, — попросила она.

Когда наставник отвернулся, Рыска быстро скинула ставшие давно привычными штаны и рубашку и надела зелёное домашнее платье из плотной ткани.

— Всё, можно поворачиваться, — разрешила она, расплетая косы. Она сутки не расплеталась и не расчесывалась, поэтому кожа у неё на голове болела. Теперь ей хотелось немного отдохнуть от кос, и плести снова она не стала, только расчесала чёрный, ставший чуть волнистым полог, закрывающий её до ягодиц, и откинула назад.

— Красивые! — залюбовался учитель.

— Ага, только мешают очень. Отрежу, наверное.

— Ты что? Как можно? Такое богатство…

— Тогда отрежу и продам, — пошутила девушка.

— Я тебе сам приплачу, только не режь!

— Знаете, как они по спине хлещут, когда бежишь или с мечами тренируешься? Как вожжи, — пояснила она.

— В одну плети.

— Одна вожжа.

— А если в узел на затылке? — предположил он.

— Упадешь на спину, и либо шею себе сломаешь, либо шпильки в голову вопьются.

Крысолову было до слёз жаль Рыскины волосы, и он во что бы то ни стало решил не дать им познакомиться с ножницами, и потому, не подумав, воскликнул:

— А как же савряне

воюют? У них ведь все мужики с косами!

У девушки на миг остановилось сердце. Как воюют савряне, она не задумывалась.

А вот один представитель этой нации тут же возник перед глазами, особенно его белые косы… Пальцы тут же задрожали, вспомнив ощущение шелковистых прядей, вдоль позвоночника пробежали мурашки, внизу живота зажгло, как тогда… Как же она соскучилась: и душой, и телом!..

Сердито дернув плечами, Рыска отогнала наваждение, однако порозовевшее личико не укрылось от взгляда наставника, про себя тут же обругавшего свой язык.

Помнит она его, ещё как помнит! Четыре года прошло, и ничего не изменилось. Теперь уж и не изменится,

наверное…

— Откуда я знаю, как они воюют? — буркнула Рыска, снимая с печи сковородку и ставя её на стол.

От картошки исходил дивный аромат, наставник аж облизнулся, ещё раз порадовавшись, что не отказался от ужина.

Все нашлось у запасливой Рыски: и вторая ложка, и слегка зачерствевший хлеб, и луковица, и три солёных огурца, порезанных на кружочки, и даже две маленьких выточенных из дерева рюмки — на глоток. Но только девушка и наставник, наполнив их, чокнулись друг с другом и замахнулись, чтобы выпить, раздался стук в дверь.

Крысолов и Рыска удивленно друг на друга уставились. Она указала на дверь – кто? Он пожал плечами: не знаю! А потом показал на её стакан: пей! Она понимающе кивнула, выпила и выпучила глаза, но тут же заела огурцом, а затем и стаканчики и фляжка в один миг исчезли в ящике стола с помощью Рыскиных проворных рук.

Она поглядела на учителя и подавила смешок: Крысолов тоже, скривившись, жевал огурец.

— От головы и то лучше было, — признал он не своим голосом.

Стук в дверь повторился.

Рыска встала и пошла к печи, попутно выдернув из дверной ручки швабру, которую перед ужином догадалась туда вставить.

— Да, войдите, — бросила она, взяв с пола полено и нацеливаясь подбросить его в печь… да так и застыла с этим поленом в руке. Хорошо хоть не упала, когда дверь открылась…

На пороге её комнаты, на самом деле небольшой каморки с угла здания, куда с трудом поместились стол, два стула, кровать шириной в пять ладоней и комод, стоял высокий стройный мужчина в чёрном плаще с капюшоном, угрюмый, припорошенный снегом. Из-за плеч его торчали рукояти мечей. Одна из белых кос, заплетённая до самых последних волосков, спускалась из-под капюшона почти до пояса. В руках он держал седло, дорогое, красивое, почти новое, с гербом Хаскилей на задней луке.

— Можно мне войти? — спросил он.

— Да, конечно, — разрешил вместо Рыски Крысолов. — Заходи, садись, мы тут ужинаем.

Девушка замерла возле печки, продолжая жечь саврянина взглядом жёлто-зеленых глаз. Он тоже не двигался с места.

— Ну заходи уже, сквозняк ведь, дверь закрой! – напомнил наставник. Он хорошо представлял себе, что творится на душе у каждого из них…

…Но мужчина продолжал стоять.

Снег подтаял на его плаще от печного тепла. Отдельные снежинки превратились в капельки.