Свет и Тень
Шрифт:
Она, продолжая краснеть, посмотрела вопросительно уже на учителя.
— Да иди уже, иди, хватит смущаться. Будто я не понимаю… — с улыбкой произнес Крысолов, уже протягивая девушке ключ, — деньги в верхнем ящике стола, в кабинете, ты бывала там. Дашь, сколько необходимо.
— Мне бы сутки отдохнуть, — предупредил Альк.
— Сколько считаешь нужным, — махнул рукой Крысолов. — Ты завтра на занятия можешь… кгхм… тоже не приходить, я скажу, что ты заболела, — обратился он к Рыске, немедленно покрасневшей снова.
— А как же вы? — вспомнила она.
— А я в крыло для наставников пойду, — не разочаровал своих
Альк и Рыска, не сговариваясь, тут же поднялись с кровати и начали торопливо собираться. Альк на ходу глотнул как раз подоспевший чай, Рыска накинула шубу. Крысолов и глазом моргнуть не успел, как остался в комнате один.
Он покачал головой.
Никогда в жизни путник не поощрял разврат, гоняя из общаги загостившихся девиц. Но тут развратом и не пахло. То, что происходило между Альком и Рыской, было настоящей, кристально чистой любовью, такой, которая и у него самого когда-то была и которую он так бездарно упустил. Может быть, думалось ему, теперь его ученица проявит толику ума и скажет саврянину о ребёнке? Конечно, он будет орать и беситься, но ведь тогда всё, — полдела сделано. Успокоится же он когда-нибудь! И, конечно, придумает, что делать… Жена у него теперь есть – это, конечно, помеха, но Альк будет не Альк, если не найдет выход из положения. Что он не оставит Рыску, ясно как божий день. Только бы сказала… Хотя, этот и сам догадаться может. Дай божиня, чтоб догадался!
Сам Крысолов давно решил: в их жизнь он лезть не будет, а то ещё испортишь что-нибудь, хуже сделаешь. Нет, пусть сами разберутся. А уж если всё останется как есть, то пусть его осуждают, но он всегда будет им помогать, потому что не так много по-настоящему близких людей осталось у него в этом мире: эти двое, Рыскина тётя Ульфина, к которой он повадился иногда приезжать в гости, да бойкий мальчуган, сын Рыски и Алька. Да, пожалуй, еще бывший (бывший?) воришка Жар.
Если б его ученики не носили дара, Крысолов давно поменял бы им дорогу, чего бы ему это ни стоило, но здесь он был бессилен. Он пытался воздействовать на ситуацию через их ребёнка, но ничего не получалось. Это могло означать лишь одно: у малыша тоже со временем прорежется дар. Да и быть иначе не может. В кого ему быть другим?
Вот ведь глупость какая: стоит сесть, поговорить, покаяться обоим — и всё! Впереди любовь и счастье, выстраданное, долгожданное, а значит — хранимое как зеница ока. Но никто не начнёт этот разговор первым. Один слишком гордый, другая слишком заботливая, нервы его бережёт, не хочет ссорить с роднёй. А может, и сомневается в нём: ведь Альк изо всех сил дерёт нос вверх, старается не показать, как Рыска ему дорога и нужна. Кто не знает, в жизни не заметит этого.
А годы-то идут… Они такие скоротечные, эти годы! Давно ли сам был таким, как Альк — молодым, амбициозным?.. А вот уже и жизнь к закату подбирается, крысы ждут-не дождутся.
Так и у всех. И у них так будет… Время-то никого не ждёт.
Альку вот тоже уже почти тридцать лет, а это хоть ещё и немного, но уже и немало.
— Помоги им, Хольга, — прошептал Крысолов, погасил лампу и вышел за дверь.
Через пургу Рыска не шла — летела на крыльях, привычно петляя по столичным улицам и переулкам. Альк шёл вроде и рядом, но было видно, что он давно здесь не был, да вдобавок плохо видел
Улица, ещё одна, небольшой проулок, вниз под арку, на второй этаж по лестнице — и вот она, нужная дверь, беззвучно открывшаяся им навстречу, стоило лишь вставить ключ в замок.
Швырнув сумку в угол, Рыска скинула сапоги, тенью заскользила по комнатам, с радостью обнаруживая, что в квартире тепло, намного теплее, чем в её комнате в общежитии. Даже шубу захотелось снять, что она и сделала незамедлительно.
А вот лампа все не попадалась: в привычном месте её не было.
— Альк, у тебя огниво есть? — спросила она, обернулась в очередной раз — и почувствовала себя крепко схваченной сильными надёжными руками. Ощущение было такое, словно пол и потолок местами раза три поменялись. Но приятно до невозможности!
— Ты так и не согрелся? – всё, что она смогла сказать, чувствуя исходящий от него холод. Обняв Алька, Рыска словно попала в другой мир, где она была словно не она. Все воспринималось настолько иначе, настолько по-другому… Голос отнялся, дыхание перехватило, сердце готово было выпрыгнуть. Но так хорошо! Как будто всё остальное, померкнув, ушло в никуда, и опять остался только он, смысл её жизни, самый главный человек.
— Давай, снимай плащ, пошли к камину, — ласково произнесла девушка. — Так быстрее тепло станет…
— Ищешь повод поскорее меня раздеть? — с усмешкой спросил Альк.
— Да, ищу… — почему-то теперь сознаваться было не стыдно. — И ещё не хочу, чтобы ты заболел.
— А что главнее?
— Одинаково… — выдохнула Рыска, и, не в силах бороться с желанием поскорее к нему прильнуть, сама начала его раздевать. Он был холодный, как ледяная глыба, но продолжал целовать её прямо в прихожей.
— Может, подождёшь немного, я дров в камин подброшу… — робко попросила она.
— Не подожду. Я тебя четыре года не видел, — голос Алька был, как всегда, спокойный, а вот руки заметно дрожали, да и дышал он часто. Почувствовав так близко тело желанной женщины, он забыл про всё на свете, в том числе и про то, что промёрз сегодня насквозь.
— Тебе же холодно… — задыхаясь от желания, шептала Рыска.
— Сейчас будет жарко. И тебе тоже… — пообещал Альк, усаживая её на комод.
Огонь в камине разгорался всё ярче. Рыска успела-таки раздуть непогасшие угли и подбросить дров, хотя Альк был прав: стало жарко. Еще как жарко… Это она так, на всякий случай, чтоб до утра тепло подержалось. И ещё — чтобы исполнить свою фантазию и при этом не замёрзнуть.
Она бывала в квартире учителя несколько раз: Крысолов приглашал её в гости, а однажды посылал принести из его жилища забытые там бумаги, когда сам не мог отлучиться из Пристани.
Путник жил в богатом районе Ринстана, и потому квартира у него была элитная, весьма комфортабельная, трёхкомнатная, с уютной кухней, ванной, камином.
Вот этот-то камин и поразил Рыску в один из её визитов к учителю. Даже не так сам камин, как расстеленная перед ним медвежья шкура. Помнится, как метнула взгляд на камин и шкуру и, как обычно, покраснела до ушей, представив, чем можно заниматься на ней. А потом перенесла ситуацию на себя и покраснела ещё сильнее. А учитель, конечно, всё понял, улыбнулся, но промолчал.