Свет и Тень
Шрифт:
— Мам, и ты туда же? Не повезу я её в таком положении по морозу Саший знает куда! — возмутился он.
Дамира уселась на диван и горько заплакала. Ему захотелось немедленно провалиться сквозь землю.
— Единственное, что я могу сделать, — кипя от злости, предложил Альк, — это привезти твою сестру сюда!
— Не можешь! — прорыдала Дамира. — Она сама недавно родила, да и хозяйство не бросишь.
— Давайте, я поеду с вами, — примирительным тоном предложила мать, вместо того, чтобы поддержать сына.
— Нет! — вконец взбесившись, рявкнул Альк. — Да вы что, с ума обе сошли?! Никаких поездок!
На
Если бы не пресловутое чувство долга, которое Альк впитал, казалось, с молоком матери, давно бросил бы постылую женщину, тем более, что не отличалась она ни умом, ни какой-то особенной красотой — вообще ничем. Пожалуй, лишь одно было в Дамире действительно ценно: ее кротость и почти абсолютная бессловесность. Словом, за что боролся, на то и напоролся: в ранней юности Альк мечтал о такой. Да и неплоха она была как жена — наверное, как следует познакомиться с Дамирой Альк не успел, уехал через неделю после свадьбы, якобы в Ринстанскую Пристань за грамотой, на самом деле, просто из дома.
А женился он назло отцу… Ну и ещё кое-кому, если уж совсем честно.
…Едва отойдя после тяжелой простуды, которую подхватил, дожидаясь Рыску у городских ворот, Альк отправился прочь из столицы, в родовой замок Хаскилей: отдохнуть, подумать в одиночестве, может быть, встретить старых знакомых, да просто отвлечься — и застрял там на два с половиной года.
Хвала Хольге, в замке всегда было чем заняться, а владелец замка, обязанности которого легли на Алька — это как наместник, только управляет он не городом, а несколькими весками.
Время лечит и не таких. Мало-помалу он успокоился, стал забывать, с чего всё началось. Красивая северная природа, тихое сельское течение жизни, милые лица знакомых с детства людей очень располагают к этому.
Всё вернулось на круги своя, да и пора было жить дальше. Не умирать же, в самом деле…
Рыску он вспоминал, и очень часто. Она была не похожа ни на одну знакомую ему женщину: стояла особняком. В ней не было столичной фальши, но и такой уж дремучей весчанкой она тоже не была: в глупости не упорствовала, легко всему училась и безоглядно верила ему. И любила. Это невозможно было не заметить.
С невероятной горечью Альк понял, что тоже полюбил её — настолько сильно, насколько вообще был на это способен. То, кем она являлась, оказалось незначительным и мелким. А вот жизнь без неё стала пресной и какой-то… чужой, что ли. Проходила словно стороной. Можно было делать вид, что всё хорошо, принимать участие в жизни окружающих, а в сердце носить холод. Собственно, именно такую жизнь и навязывало положение. Наверное, это и имел в виду отец.
Отец… Ему хорошо навязывать, советовать и наставлять. Они с матерью прожили душа в душу на тот момент больше тридцати пяти лет. При таком подходе можно поучать других.
Альк вполне мог найти Рыску: со связями, деньгами и его даром это не составило бы труда. Но ему, как и прежде во многом другом, мешала гордыня. У него в голове не укладывалось,
Надо сказать, приходилось ему не легче, чем ей, тем более, что утешения в виде ребёнка у него не было. Отец иногда приезжал в замок, но вёл себя тише мыши: выжидал, давал сыну время подумать и успокоиться. Он не хотел, чтобы Альк опять сбежал, и лишний раз не трогал его.
И время пришло. Посол не зря ел свой хлеб. Он был прирождённый дипломат, и ему удалось-таки подольститься к Альку и худо-бедно оправдать свой поступок. Даже врать не пришлось — почти.
Конечно, он испугался за сына, очень соскучился и не хотел снова его потерять. Кроме того, господин Хаскиль никогда и не скрывал, что хочет протолкнуть кого-то из сыновей на своё место при дворе, тем самым обеспечив семье еще лет тридцать почёта, уважения и власти. Он не хотел ничего плохого, просто заботился о родных, а Алька считал самым достойным приемником! Что до девицы, делай выводы сам, сынок: значит, не так уж сильно любила, раз ушла и не вернулась. Тем, кто любит по-настоящему, преграды не страшны.
Альк был так подавлен и разбит, что проглотил всё, что преподнёс ему отец, не жуя, да и попросту нужно уже было хоть чем-нибудь заняться. И он решил всё-таки последовать отцовской стезёй.
И почти всё получилось.
Однако тут же возникла неувязка: послу полагалось быть женатым. Это было негласное, но непреложное требование ко всем дипломатическим чинам. И если бы господин Хаскиль так напрямую сыну и сказал, Альк бы покорился необходимости, тем более, ему теперь было всё равно. Но отец слегка перемудрил и допустил просчёт.
По возвращении в столицу отец начал подсовывать сыну девиц, которые, по его мнению, наиболее подходили на роль (или даже должность) молодой госпожи Хаскиль. В основном это всё были дочери его соратников.
Альк не терпел, если его пытались обвести вокруг пальца, вернее, заметив такую попытку, возмущался до глубины души. А не заметить внезапное повышенное внимание со стороны девиц на выданье мог разве что слепой. Поэтому когда в очередной раз на одном из столичных балов расфуфыренная красотка, томно закатывая глаза, утащила его в темный угол сада и стала домогаться, Альк, сначала сделав вид, что повёлся, на самом деле узнал девушку и, тут же вычислив ловушку, нежно прошептал ей на ушко:
— Передай моему отцу, пусть если хочет, сам с тобой спит, а потом на тебе женится, — и ушёл.
Господин посол не учёл одного — того, что Альк никогда не был рабом инстинктов, а также не терпел в людях фальши. Да и видел их насквозь — на то и видун.
А когда подобное повторилось несколько раз, отец не выдержал и закатил сыну скандал. Альк выслушал его спокойно и безразлично, а потом спросил, для чего он, по мнению отца, должен жениться. Узнав, что так положено для должности, так же спокойно ответил: