Свет и Тень
Шрифт:
— Не твое собачье дело! — вызверилась Рыска, — Я не врала тебе. Я тебя не люблю. Мне просто нужен в доме хозяин. Я думала, ты всё понял и согласился. Сейчас тебе что не нравится?
— Не нравится, как ты смотрела на него. И что говорила, — с обидой ответил Тамель.
— Знаешь, что? — взбесилась Рыска, — Алька я люблю, всегда любила и всегда любить буду. А ты… живи здесь, если хочешь. Если не хочешь, уходи, я держать тебя не собираюсь.
— Ах, так вот как его зовут! Альк! Такие имена только в господских домах дают, в веске — и не ищи! ..
Рыска
— Ты его имя своим поганым языком не трогай! — тихо, изменившимся голосом произнесла девушка, — Таких, как он, на свете больше нет, — одухотворённо, с фанатичным огнем в глазах, добавила она, — А таких как ты — пруд пруди. Вот и цени, что на тебя обратили внимание, — она подошла к двери, взялась за ручку. — До утра тебе время подумать, — предупредила Рыска, — Не нравится что — иди лесом, — и вышла, тихо притворив дверь.
Всю свою первую брачную ночь она прогуляла: на озере искупалась, по веске прошлась, на нетопырихе покаталась. Животное оказалось покладистым и ласковым, словно для неё выбранным. И звали нетопыриху так романтично — Лада. Так савряне называют своих любимых женщин…
Впору было разреветься. Но Рыска уже выплакала все свои слёзы. Лишь горький смешок у неё вырвался при мысли об этом. А может, Альк не сам её называл, уже с именем купил? .. Хотя продаются нетопыри на юге, очень далеко от Саврии, так что только сам мог дать саврянское имя… А если купил у саврянского купца?
Да какая, к Сашию, разница?
А с Тамелем, и правда, грубо получилось. Надо бы как-то поласковее, она всё-таки женщина и его жена. Нужно хоть немного проявить к нему нежность. Но ложиться в одну постель? .. Пока не получится, ей противно. Может, потом?
Рыска вздохнула, вспомнив, как это было с Альком…
Она даже подумать не успела, как оказалась в его объятиях, и никто её не уговаривал и не принуждал, и было хорошо уже даже от мысли, что это произойдёт.
Такого больше ни с кем не будет, и с этим следует смириться.
…На рассвете Рыска вернулась домой, всё в том же платье, мокром, с грязным подолом, тащившимся по земле. Прошел обещанный дождь, и, попав под него, она выглядела как мокрая курица, хотя ей было всё равно.
Гости, разместившиеся кто где, ещё спали. Предстоял ещё один день праздника.
Тетя Ульфина уже встала и кормила скотину.
— Ты где была? — грустно спросила она, глядя на девушку.
— Гуляла, тёть…
— Что, в кровати не улежала?
— Нет, — честно призналась Рыска.
— Ну и правильно, — неожиданно согласилась тётя, — Нечего размениваться. Я думала вчера, что ты вообще уедешь. Уже загрустила, думаю, как я теперь одна? Мальчик-то мне теперь как кровинка, да и ты… Но лучше б ехала.
Рыска печально посмотрела вдаль, на уходящую в лес дорогу.
— Нет, тётя, это уже прошлое. Два раза в одну реку не входят, а три — так тем более… Да и куда я от тебя? Ты мне столько хорошего сделала, больше, чем мать моя. Я теперь тебя никогда не брошу, —
Ульфина похлопала её по плечу.
— А он краси-и-ивый, — мечтательно протянула она, — Как лебедь среди воронья. И благородный. И добрый… Такого грех не полюбить… А мальчик как на него похож!
Рыска задумчиво покивала. Причёска рассыпалась, завитые кудри разлетелись по плечам.
— Красивый… — согласилась она, — Только не быть мне с ним уже никогда.
Тётушка неожиданно тепло и ласково улыбнулась, заглянув девушке в глаза.
— Почему ты так говоришь? Ты ж путница!
— Видунья, — поправила Рыска.
— Ну, пока видунья, неважно… Тебе должно быть многое известно. И неужели ты сама не видишь, что в жизни всё может измениться за щепку, за долю щепки? — Рыска нахмурилась. — Вот например, — продолжала тётя, — когда ты на хуторе жила, считала меня злой ведьмой, и даже как зовут меня, не знала, как все, Мухой величала, а теперь говоришь, что я тебе роднее матери. Когда ты ушла, думала, что и не увидишь меня больше, а теперь живёшь со мной, я сына твоего ращу, а ты меня кормишь, чтишь, подарки мне возишь — сама, никто не заставляет. Могла б ты о таком подумать десять лет назад?
— Не могла, — уронила Рыска.
— Так вот, и с ним ещё можешь встретиться — так неожиданно, что и сама не представляешь сейчас, где, когда и как. И будете вы друг другу не то, что сейчас, а намного ближе и дороже.
Рыска вздохнула.
— Он обиделся… Я специально сказала так, чтобы обиделся. А он гордый, не простит…
— Ещё как простит! — снова улыбнулась тётушка.
— Да ты его не знаешь!..
— Жизнь долгая, моя родная, — перебила Ульфина, — А чем мы старше, тем умнее делаемся — и он тоже. Мало ли, что может произойти? Ты, главное, верь и надейся.
— Путникам это не полагается.
— Тогда просто улыбнись и живи дальше. Путница ты или нет, отчаяние — грех, а Хольга всё видит. И по делам воздаст.
— Тебе за что воздала? В юности ни счастья не было, ни толком мужа, ни детей…
— Было за что, девонька, уж поверь на слово, было, — вздохнула женщина, — Да и простила меня Хольга. Всё дала: и дом, полную чашу, мой, а не двоюродного мужа, и любимого под старость — учителя твоего, и дочь, и внука. А ведь думала когда-то, что на пожаре том вся жизнь моя сгорела! Ан нет, Викий деньги мне завещал, я сюда перебралась, в родную веску. А потом и ты, светик мой, ко мне пришла, сама, словно знала, куда идёшь.
Рыска стояла, привалившись к плечу обнявшей её тётки. И правда, роднее матери за пять лет стала…
— Я бы без тебя пропала, — произнесла она.
— А я бы — без тебя. Поэтому Хольга нас друг другу и послала, — она с улыбкой отстранилась. — Ладно, пойду, свиньям ещё не задала, — сказала Ульфина. Сделала два шага к сараю, обернулась и добавила. — А Алька своего не забывай. Не каждый мужик за девкой приедет, чтоб со свадьбы её увезти. Не просто это все! За мной вот не приехали в своё время…