Свет твоих глаз
Шрифт:
– Не откажусь.
– Что ж. Ради Виктории я согласна.
Что? Только ради мамы Вики?
Всего мгновением раньше мне казалось, что ладонь Вероники согревает меня. Теперь же появилось ощущение, что от нее исходит ледяной холод. Он мигом превратил мои внутренности в осколок айсберга.
Я отпустил Нику, почти оттолкнул ее, отошел на несколько шагов и оказался у подоконника. Присел на него. Прислонился затылком к оконному стеклу и закрыл глаза. Чувство одиночества, почти исчезнувшее за полмесяца в обществе Ники, снова охватило
Вот так, Скворцов. Вероника четко помнит свое место. Это ты постоянно забываешься и придумываешь себе… лишнее. Что-то про симпатию и сочувствие. Про то, что Ника сможет тебя понять. Захочет разделить твои беды и радости. У нее своих бед хватает, Эд. От тебя она хочет только крышу над головой, приличную заработную плату и четко оговоренный круг обязанностей. Все эти поездки к морю, задушевные разговоры и хождения за ручку ничего не значат. Впрочем, разве это не то, к чему ты сам стремился?
Стремился, да. И, кажется, получил. Но тогда откуда это гадкое ощущение обманутых ожиданий и несбывшихся надежд?
27. Вероника. Новые договоренности
Чем ближе становился день окончания моего испытательного срока, тем больше я нервничала. Разосланные резюме и сделанные звонки привели к тому, что я тайком от Скворцова побывала на трех собеседованиях. Ни одна из вакансий так и не стала моей. В двух организациях мне однозначно дали понять, что претендент без яснодарской прописки им даром не нужен, в третьей были согласны взять на низкооплачиваемую должность, а на вопрос по поводу общежития или другого служебного жилья только развели руками.
С поисками съемного жилья тоже все было непросто. Это для курортников, приезжающих на срок от недели для месяца, почти у каждого местного жителя был готов и стол, и дом. Сдавать комнату, а тем более квартиру, не в сезон и на длительный срок желающих почти не было, а те, что были, заламывали такие цены, что у меня глаза на лоб лезли. Наверное, в первопрестольной-нерезиновой можно устроиться дешевле! В общем, полмесяца прошло, а новых перспектив не появилось. Единственной надеждой по-прежнему оставался Эдуард Скворцов.
Сам он начал проявлять первые признаки нервозности в четверг вечером. В пятницу вечером был мрачен и задумчив больше обычного. А в субботу, не доев завтрак, первым заговорил о наболевшем. И всего парой слов чуть не довел меня до заикания. Сначала мне показалось, что Эдуард меня увольняет. Потом - что зовет замуж. От его речей меня бросало то в жар, то в холод. Руки тряслись, на глаза наворачивались слезы, голос срывался. Я жалела, что не подготовилась и не приняла заранее какое-нибудь успокоительное. Мы почти поругались!
А потом Эд сказал, что освобождает меня от всех обязательств по контракту о суррогатном материнстве и предложил стать его личной помощницей и помочь ему в поиске суррогатной матери. И меня снова порвало на части, как
При мысли о том, что рядом с моим хозяином, возможно, даже в его квартире, появится еще одна особа женского пола, что он будет заботиться о ней, беспокоиться о ее здоровье, баловать ее подарками и кормить вкусностями, которые готовила я - мне стало как-то нехорошо. Что это было? Ревность? Чувство собственничества? Не знаю. Но зато знаю, что не хочу, не вынесу, если придется смотреть, как Эд знакомится с ней, проникается доверием, симпатией, благодарностью к этой чужой тетке, что согласилась подарить ему желанного наследника!
А смотреть - придется. Деваться некуда. Я должна сделать это! Не только потому, что не нашла другой работы, но еще и потому, что у меня нет другой возможности поблагодарить Скворцова за освобождение от контракта. Да и Виктории я просто обязана помочь, как она помогла мне, когда я искала место, куда могу сбежать от своего бывшего супруга и от свекрови.
Когда Эд сказал, что Виктории сложно и больно заниматься поисками суррогатной матери - я сдулась и сдалась.
– Что ж. ради Виктории - согласна, - выдавила через силу.
И тут Скворцов, который так старался, так добивался моего согласия, вдруг вскочил из-за стола, ушел к окну, уселся на подоконник и надулся, будто я его обидела до глубины души.
И вот что это было?
Расспрашивать, разбираться с перепадами его настроения сил у меня уже не оставалось. Я тоже выбралась из-за стола, убрала остатки завтрака, начала делать заготовки к обеду. Эд продолжал дуться и полировать красивой подкачанной задницей подоконник. Ну и пусть стоит! У меня забот - выше крыши! По плану, суббота - день замены постельного белья на свежее. Вот и пойду, займусь.
Я сполоснула и вытерла руки, сняла фартук и пошла к лестнице. Встала ногой на первую ступеньку, и тут мне в спину прилетел вопрос:
– Ника, ты хоть рада, что остаешься?
Я оглянулась на своего хозяина. Вид у него был потерянный и одинокий. И даже Найджел сидел у его ног и тоскливо поскуливал.
У меня в груди болезненно заныло от этой картины. Захотелось подбежать к Эду, обнять его, погладить покрытые темной аккуратной щетиной щеки. Сказать ему, что, пока я рядом - он не один.
Рада ли я, что остаюсь? Несмотря ни на что - да. Я вдруг поняла, что, даже если бы нашла новую работу и другое жилье - все равно думала бы о Скворцове, тосковала бы по нему, беспокоилась - как он без меня.
– Очень рада, Эд, - сказала искренне, от всего сердца.
Лицо Скворцова немного просветлело.
– Хорошо, - слабо улыбнулся он.
– Это хорошо.
Перестилая постели - свою и Скворцова - я вдруг поняла, что новый круг моих обязанностей мы с Эдом так и не обсудили. Слишком напряженный был разговор. Нам обоим требовалась передышка.