Светлый огонь. Ход королевой
Шрифт:
— Гх-ха-а…
Я бы тоже сказал, что это похоже на вздох обычного замученного пленника, стоит ли удивляться? Что, у Айджиана не может быть других пленников? Мой Дей, но есть в этом звуке ещё что-то. Что-то знакомое.
— Гх-ха-а…
О! Я понял! Это похоже на воронье карканье, только вовсе странное.
Смотри, за очертанием решетки темная фигура! Лежит на полу, как ты, мой Дей, только лицом вниз. Опять этот звук!
О, мой Дей! Голос! Бранн! Не вскакивай так, мой Дей! Но откуда ему тут взяться? Просто откуда? Оттуда, что он прилетел за тобой и даже спорил с Айджианом!
Да, ты возле решетки. И даже можно попробовать
Опять этот грай! Не надо так скрежетать зубами, мой Дей, лучше попробуй его позвать!
— Бра-а-анн! Да Бр-р-ранн же! Ответь мне!
Шорох и скрип, это плохо, мой Дей. Ну и еще плохо, что ты охрипнешь, так орать!
— Ты, гх-х, жив, Дх-хей? Тебя так-х т-хащили!
У него обеспокоенный голос, но хриплый, такой бывает или со сна, или… да, мой волк, или если голос сорван. Обычно — от крика.
— Я в порядке! Почему ты так дышишь?! Почему ты так говоришь?!
— Я… почт-хи в п-хорядке, — Дей рычит. — Ну, почт-хи-почт-хи в п-хорядке. В неблагом порядке или в благом, кх-х-сказать труд… но-о-о…
Скрежет повторяется, похоже, скребет по полу цепь. Фигура шевелится, пытается сесть, но неестественно застывает на середине движения и мягко, будто вовсе без костей, падает обратно и растягивается плашмя. И никакого больше ответа. И даже не стонет. И невозможно понять — дышит ли вообще.
Ох, мой Дей, если выберемся, я помогу тебе оторвать его безмозглую голову.
— Эй, есть тут кто?
Если и есть, мой Дей, то очень далеко.
— Я хочу говорить с морским цар-р-рем! — Дей рычит и трясет решетку так, что по воде вокруг нас расходятся волны. — И он обязан мне ответить!
Охо-хо, водо-воздух вокруг нас сворачивается кольцами, и вот я опять лицезрею Айджиана.
— Что? Надо? — и воздух сотрясается от его слов.
— Если вы не выпустите нас немедленно, то я обещаю вам неприятности со стороны всего Благого мира! Все наши стычки покажутся только мелочью, если мы пойдем на вас войной!
— Хгм, — отвечает Айджиан. И хмурит черные брови. И качает громадными рогами.
— С вами сейчас говорит не просто Дей, а владыка Светлых земель! Я требую выпустить нас отсюда! Можете… — Дей продолжает хрипло: — отпустить одного Бранна. Он даже не благой! — голос Дея срывается, но он снова твердит: — Он принц правящей династии Неблагого мира, он родня самого темного из неблагих!
— Кого? — черная бровь Айджиана заинтересованно вздергивается.
— Он внук самого Лорканна! Это же не пустой звук! Неблагим крайне дороги их семьи! И я обещаю вам межмировые неприятности! Выпустите его не-ме-длен-но! — Дей вновь трясет решетку. — Он птица, ему и без того тяжко под водой!
— Ты. Неблагой? — оборачивается владыка четырех морей и океанов без числа к Вороне. Тянет фоморской магией так, что у меня поднимается гребешок и сворачивается хвост.
Ворона, скажи, что ты неблагой!
— Х-г-м… Я — королевский волк Бранн, — неожиданно разборчиво выговаривает тот, зевает и поворачивается набок, прикрывая голову лоскутной курткой.
— Фомор тебя раздер-р-ри! — злится Дей.
— Это. Возможно, — роняет Айджиан и растворяется в густой и такой тяжелой сини океана, из которой доносится звук, крайне похожий на хмык.
— Он полечил твоего друга, — раздается из дальней камеры.
— Эй! Кто тут? Кто это тут? — спрашивает Дей.
— Я, — скупо отвечает еще один пленник.
Дей,
— Давно сидишь? — спрашивает Дей.
— Столько же, сколько и ты…
Гвенн с трудом подняла голову. С таким трудом, словно вновь находилась на грани жизни и смерти, уверившись в собственной вине и предательстве. Но теперь усталость была какой-то странной, не телесной, но и не душевной. Разлепить веки оказалось еще сильнее, но Гвенн ничего не увидела, кроме белого, плотного и крайне холодного тумана, обнимавшего волчью принцессу сверху и по бокам. Бок промерз, и Гвенн пошарила руками вокруг, но не нащупала ничего, кроме ледяного снега, на котором она лежала. Ей, что проводила ночи в открытом всем ветрам снежной пустыне, неожиданно стало холодно. Может, после вечной золотой осени прекрасных лесов, где она провела не одну неделю? Где почти влюбилась в Тайру и внимала ей, открыв рот, пока не оказалось, что оставить у себя волчью принцессу — замечательный повод женить ее на собственном отпрыске. Благо, что кольцо на пальце Гвенн. То самое, что она никак не могла снять — признак принадлежности Дома Леса. Разочарование в Тайре оказалось мучительным, и волчьей принцессе опять пришлось рассчитывать только на себя. Посаженная в тюрьму за непослушание, она так разозлилась, что смогла услышать призыв Алиенны…
Волчица мотнула головой. В отбитом боку закололо, голова будто острыми железками наполнилась, и самое неприятное: она не понимала, где находилась. Что вообще произошло и как она здесь оказалась? Вроде они собирались — и ведь открыли! — проход к Черному замку, туда, где они жаждали оказаться. Ответил Гвенн только новый виток головной боли, явление еще более редкое и еще более неприятное. Волчица прихватила губами полурастаявший снег у щеки и прислушалась. На грани слышимости прокатывался отдаленный прерывистый грохот, как порой бывало зимой, во время схода лавины или чего-то ещё. Этот переменчивый гул всегда вызывал у Гвенн странную тревогу, даже тоску, словно где-то вдали шла настоящая жизнь, бродили ручные драконы, или единороги, или иные волшебные создания, но не здесь, не рядом с Гвенн. Там можно было жить полной жизнью или отдать ее ради великой цели…
— Гвенн, ты как? Дорогая, ты жива? — прерывая мысли Гвенн, раздался знакомый красивый голос, слишком тревожный, не слишком радостный, как прекрасное утро чудесного дня, в котором надо бы жить, но хочется умереть.
Ах, да, Алиенна.
— Да, моя королева, — откашлявшись и проморгавшись, прошептала Гвенн. — Я чудесно, просто чудесно. Только ничего не вижу. Не хватало еще и мне ослепнуть! Лили… ты как сама? — с легким трепетом спросила волчица, зная, как ее подруга не любит говорить о собственных бедах.
— Со мной все в порядке, я ведь упала на тебя, прости… А не видишь ты, потому что вокруг туман ши-саа, или мара. Он плотен и дает им возможность продвигаться по земле крайне быстро и незаметно.
Кто-то застонал очень тихо, безнадежно, в противоречие сказанному. Ступни одеревенели, пальцы перестали гнуться.
— Если в порядке, почему ты так стонешь?
— Ты тоже слышишь? Нет, не я. Кто-то тут есть, надо проверить.
Стон раздался вновь, но словно бы дальше и тише, заглушаемый чем-то или кем-то.