Светлый огонь. Ход королевой

Зима Ольга

— Джоков? Так, слышал немного, что доносится из новостей мира.

— Есть третья принцесса. Она слепа. Была слепа, — Дей вздыхает. — Я отдал ей свои глаза. Мир посчитал это достаточной платой за проступок Мидира, и магия вернулась.

— И ты попросил взамен цветок?

— Нет, Нис. Я был на грани отчаяния и отдал зрение просто так. Чтобы хоть кто-то был счастлив. Мне очень долго казалось, что я потерял все…

— Все, Дей, все! Хватит, помолчи. Мне нужно обдумать твои слова, — Нис уходит вглубь камеры и заворачивается в собственный плащ, ставя магическую защиту.

Глава 12. Простые решения

Эй,

мой волк! Не вешай нос! Ага, Нис думал, что он рыцарь на белом кельпи. И что Лили — несчастная принцесса, что только и ждет его, спасителя. Ну пусть подумает, как это выглядит сейчас, когда правда ему известна. И почему его меч сломался лишь потому, что ты на него прыгнул. Знаешь, это было очень и очень глупо! Но сработало, да. Не должно было, но сработало. Странно.

Да, я… Что? Я зеленый? Не желтый? Не знаю почему. Уф, мой Дей, позеленеешь тут с вами! Я еще и мурашками с изнанки покрылся от этого фоморского холода!

Да, Бранн все еще спит. Не стоит его будить, чтобы спросить как он себя чувствует.

А хочешь… Знаешь, а Лили сейчас в Черном замке. Примерно знаю, что там происходит. Ты знаешь, одна лапка тут, другая — там… Показать? Я попробую.

А вот и могу, вот и поймал!

Смотри!

Моя солнечная госпожа оказывается у замка совсем скоро, хотя уже после того, как процессия скрывается в воротах. Не слушая спутанные объяснения стражников и придворных, Алиенна требует провести себя к Гволкхмэю, ши опускают головы — офицер очень плох. Они думают, что принесли его в родные стены умирать, о чем лекарей предупреждало уже письмо, но моя госпожа сердито белеет, и ей спешат указать дорогу.

В конце коридора мелькает спина Алана — седого волка легко узнать с любой стороны, похоже, торопится организовать и собрать волков в замке, наверняка грядет осадное положение. Опять.

Ну, короля-то и правда на месте нет. Уже второй раз за этот год!

Впрочем, королева-то на месте. Однако куда же торопится советник? Не знает, что Алиенна тут? Иначе его спина не растворялась бы на другом конце коридора.

Алана не видно, и я успеваю заинтересоваться — куда подевался начальник стражи? На посту? В палате? И если в палате — пациентом или скорбящим родственником? Судя по тому, что я видел глазами моей госпожи, вероятность этих вариантов примерно равна.

Благо, наша волчья королева собирается проверить одну из моих догадок. Вернее, одну палату. Палаты для раненых тут же, на первом этаже, а возле кровати Мэя заливается горючими слезами взрослая волчица. Оглядывается на Алиенну, качает головой, сводит губы, пытаясь вернуть себе достойный вид, но слезы катятся и катятся из серебристых, со звездочками, точно как у Мэя, глаз.

Моей госпоже не требуется объяснений, чтобы разобраться, что это за волчица: многократно упоминаемая Мэем его великолепная мама. Сейчас горько оплакивающая пострадавшего почти смертельно — это вопрос только времени — сына. Алана рядом нет, так что он либо действительно ужасно пострадал на пару с воспитанником, либо, что вероятнее, был озабочен советником и делами, которые способны отвлечь горюющего волка.

Моя солнечная госпожа сбрасывает перчатки, плащ, устраивает их решительно на ближайшей тумбочке, закатывает рукава: ей не нравится настолько затихший балагур.

— Возьмите его за свободную руку! — этот ни много ни мало приказ адресован волчице, которая старше моей госпожи примерно в сорок раз. — Да не мешкайте!

— Спасибо, вы добры, королева, —

серые глаза кажутся вовсе прозрачными, из-за горя они блекнут, показывая возраст волчицы. — Я наслышана об этом, — всхлипывает, — от сына, теперь могу убедиться воочию, но что же тут сделаешь?

Закрывает лицо руками, плечи ее вздрагивают, стойкая красавица, вырастившая настоящего волка, плачет. Похоже, она вовсе не видела Алана, иначе они беспокоились бы на пару. Точно, советник его увел.

— Что же тут сделаешь? Я не чую сына, — проводит аккуратно рукой по его лицу, приглаживает жесткие от крови пегие пряди на виске. — Это значит, что Мэй уже не здесь, — слезы сами катятся из её глаз, — а продолжает дышать из своего любимого чувства противоречия. Он всегда, всегда, всегда обожал не оправдывать ожидания, быть лучше всех возможных мыслей о нем. Чаще всего это получалось ненамеренно. Мэй не забыл Алана после ста пятидесяти лет на границе с фоморами! Мэй всегда помнил, что наш Дом именно тут! Сюда и вернулся умирать!

Волчица хочет опять спрятаться за руками и платком, но не может оторваться от лица сына, все ж таки пережившего удар, долгое время одиночества и дорогу до замка на спине дракона.

Право слово, был бы я сейчас там, я бы их всех по очереди как следует куснул! То начальник стражи, почти отдавший свою искру вечности, то отчаявшаяся мать! Как будто они уже совсем со своим офицером распрощались!

Моя госпожа оглядывается на женщину в сомнении: она, в отличие от меня, разрывается между желанием утешить горюющую мать и взгреть отчаявшуюся женщину. Моя госпожа стала только более решительной после брака с моим Деем.

— Я вас не понимаю! — волосы горят белым, ой-ой, это опасно. — Ваш сын! Гволкхмэй! Не сдался до сих пор! Даже получив удар по голове, удар подлый и со спины, Мэй, зависший между жизнью и смертью, рвется обратно! А вы не желаете верить в него именно сейчас?!

Серые глаза вскидываются и смотрят на Алиенну, от возмущения вновь наливаясь цветом. Наша королева прекрасна и в бальном платье, и в дорожной одежде, ибо главная красота её облика в её доброй сияющей силе. Материнское сердце распознает другое сердце рядом, сердце большое и сильное, золотое и чудесное, а главное — готовое помочь. И возразить на суровые слова нечего, поэтому старшая волчица опускает глаза, выискивая в лице сына хоть намек на лучший исход, не находит, но хмурится, нащупывая и сжимая его свободную ладонь. Вытирает слезы, усаживается ровнее. Кивает, глядя на мою госпожу:

— Простите, королева, этого больше не повторится. Не знаю как, но вы внушаете мне надежду.

Я знаю, эта надежда направлена теперь на мою госпожу, но и на офицера Мэя — его великолепная мама вспомнила, до чего великолепен и сам её сын.

Признаться, мне тоже хочется, чтобы он еще разок не оправдал ожиданий.

Моя солнечная госпожа деловито кивает, это настроение ей нравится гораздо больше, оплакивать ещё живого Мэя она не даст.

Королева Дома Волка присаживается на край постели, устраивается удобнее — быстро это не будет. Одна ладошка моей Алиенны ложится прямо над раной. Разбитый, сильно окровавленный затылок с длинным следом от булавы выглядит жутко, лекари не решились трогать его даже затем, чтобы промыть волосы от крови, и теперь пегие пряди топорщатся бурым ёжиком, жесткие и слипшиеся, закрывающие самый страшный пролом. Пальчиками другой руки моя госпожа обхватывает сведенный кулак Мэя, обмотанный цепочкой из ракушек.