Светоч русской земли
Шрифт:
Михайло смотрел, щурясь, вдаль, и не было понятно, то ли он сознательно предаёт Пимена, то ли хочет отстранить от себя это дело, передав тяжбу в руки заинтересованных в ней людей.
Получив поручение Игнатия, Иван собрался не откладывая. Он был рад повидать игумена Фёдора.
До Студитского монастыря было неблизко. Иван шёл, слегка подпрыгивая, ощущая под ногой камни мостовой. Здесь, где улицы изгибались вкось, вдоль берега Мраморного моря, было просторнее. Многие палаты, разрушенные двести лет назад, так и стояли пустые, увитые плющом.
Наконец, показался и монастырь с церковью.
–
– спросил служитель.
– Должен!
– Иван вошёл, отжав служителя плечом.
– В котору-ту здесь?!
– сказал он, и служитель указал на дверь кельи.
– К епископу Фёдору, из Москвы!
– сказал Иван и, с падающим сердцем, вошёл в келью.
Фёдор и Киприан сидели за столом с разложенными на нём грамотами, одну из которых Фёдор прикрыл рукой. Он не сразу узнал Ивана, долго всматривался, потом расцвёл улыбкой, шагнул навстречу, обнял молодца и расцеловал в обе щеки, сказав:
– Спаситель ты - мой!
У Ивана отдалось в груди и защипало глаза.
– Как же ты, владыко! Я уж мыслил, погиб али лежишь в болести после всего того там, в Кафе... А ты, вишь...
Киприан смотрел на них, улыбаясь. Фёдор встал и налил гостю чару красного вина. Иван выпил, отёр ладонью усы, глянул в улыбающиеся глаза Фёдора, отметив себе и худобу щёк, и нездоровый блеск в глазах ростовского епископа.
– Как же такой славный молодец - и служит Пимену?
– спросил, прищурившись, Киприан.
Иван усмехнулся краем губ и повёл плечами:
– Мы - здесь, а Пимен - там!
– И, не давая тому раскрыть рта, продолжил.
– Слушай, батько! С делом я к тебе послан, дак сразу чтоб... От Пимена владыко Михайло Смоленский прибыл с грамотой. Чаю, обратно ворочаться не хочет! Пимен в грамоте той требует суда с тобой и с владыкой Киприаном! Дак послали упредить!
– Кто послал?!
– спросил Фёдор.
– Общей думой!
– ответил Иван.
– Пимен никому не люб. Чаю, будет суд ежели, и батька Михайло за тебя станет, так мыслю... Ну ин... и вот... Решай!
Иван поднялся. Долго сидеть с сановными иерархами показалось ему неприлично. Фёдор с Киприаном тоже встали.
– Прощай, батько!
– сказал Иван, кланяясь.
– Виноват в чём коли - прости!
Фёдор благословил старшого и поцеловал на прощание. Потом, обернувшись к Киприану, сказал:
– Мы подадим на него встречную жалобу и потребуем суда! На том суде явлю я синклиту язвы и раны, мне нанесённые, а Иван Фёдоров подтвердит, что снимал меня с дыбы! Подтвердишь?
– спросиил он Ивана.
– Вестимо, батько!
– сказал Иван, хотя, представив себе такое, смутился в душе. Победи Пимен в споре - с кем и как тогда ему возвращаться на Русь? А уж места владычного данщика придётся лишиться! Впрочем, эти соображения не поколебали его.
Тем же вечером Киприан с Фёдором сидели, обмысливая, что делать. Передавать встречную грамоту через хартофилакта, подкупленного Пименом, было опасно.
– Сам пойду!
– сказал Киприан, откидываясь в креслице.
– Антоний должен меня принять! Ему и передам грамоту из рук в руки!
Глава 25
Антоний
Наконец, уже к ночи, когда Киприан почти отчаялся дождаться разговора с Антонием, его позвали. Смеркалось, и тьма упала на город. Они лезли в гору по тёмной улице, цепляясь за стены домов. Наконец, показались огни, череда светильников, выставленных на воротах. Киприана провели незнакомой лестницей, по которой он никогда не ходил, ведущей, как оказалось, в патриаршие покои. "От лишних глаз!" - сообразил Киприан.
Антоний встретил его радушно, благословил. После они облобызались, два уже немолодых человека, когда-то поверивших друг в друга и не изменивших дружбе с переменой собственной судьбы.
Антоний был один. Служка, поставив перед Киприаном кувшин красного вина, разбавленного водой, рыбу, хлеб и горсть маслин в серебряной мисочке, удалился. В этом покое, примыкавшем к спальне святейшего и предназначенном для тайных переговоров, не было ничего, кроме стольца, кресел, распятия и двух больших икон. Полукруглое оконце смотрело в ночь. Покой освещался одним светильником, бросавшим на стены тени. Киприан передал грамоту, изъяснил их с Фёдором жалобы. Антоний кивнул, отодвигая грамоту от себя.
– Веришь ли ты, что великий князь согласится принять тебя на Москве?
– спросил Антоний.
– Дмитрий Иваныч умер!
– сказал Киприан.
– А княжич Василий мой духовный сын ещё по Кракову!
– А литовские князья не восстанут, если ты снова объединишь русскую митрополию?
– Витовт?
– уточнил Киприан, посмотрев в глаза Антонию.
– Витовт трижды крещён, крестится и в четвёртый раз, если почувствует в этом нужду! Витовт тоже жаждет объединить Русь с Литвой! Но под своей рукой. Надеюсь, московские бояре, да и Василий, на это не пойдут, но объединению митрополии ни они, ни он противиться не станут!
– Антоний открыл рот, но Киприан перебил его.
– А Пимена купит любой, было бы серебро! Я удивляюсь, как фряги до сего дня этого не сообразили! И не любит его никто на Руси. Даже его ратник из охраны, который приходил к нам давеча, и тот готов дать показания против Пимена!
Антоний, нахмурив лицо, думал.
– Мои все подкуплены!
– сказал он.
– Для суда надо собирать новый синклит!
Киприан посмотрел на друга.
– Пимен не явится на суд!
– сказал он.
– Это было бы самое лучшее!
– сказал, усмехнувшись, Антоний.
– Зришь ты, в каком умалении нынче обретается церковь Царьграда! Я, как и ты, не мыслю себе отречься от православия, но Византия умирает, защитниками веры могут стать только Русь и Литва. Причём твоя Русь - горсть враждующих между собой княжеств, подчинённых татарам, а Литва - великое государство, вобравшее в себя уже три четверти земель, населённых русичами и растущее день ото дня! И потому не лучше ли нам и тебе сосредоточить свои усилия на Литве?