Светоч русской земли
Шрифт:
Умирая, Нюша бормотала:
– Я была такая глу-у-упая! Мне бы тоже уйти в монастырь, где-то рядом с тобой. И приходить к тебе иногда на исповедь.
И вот она пришла, возродившись в этом дитяти, которого некогда он мыл в корыте и пеленал вместо матери. Пришла, задумав свершить, наконец, подвиг иночества, к которому призывал её Варфоломей своими рассказами о Марии Египетской...
И вот Ванятка подошёл к нему сзади, уже поняв, что дядя разгадал его приход и только чтобы поддержать игру, не поворачивал головы. Подошёл и потёрся щекой о рукав Сергия. Ласкание, даже ребёнка, греховно для монаха, но у Сергия - своя мера и своё понятие о греховности, и Ванятка чувствует эту меру и никогда не преступает дозволенной грани.
– Что - Онисим?
– спросил Сергий.
– Я воды согрел, и кашу сварил, и горшок убрал, и подмёл, и дровы наносил, - стал перечислять Ванята, загибая пальцы, - а деинка Онисим бает...
– Ванята опустил голову и, стыдясь, шёпотом договорил.
– Бает, какой я - добрый... И погладил меня... Отче!
А это - плохо, да?
– Хорошо, отроче, душевная похвала идёт к Вышнему!
– заглядывая в печь и морщась от
– Токмо помни, что иной болящий временем, в тягости, в омрачении ума, и словом огрубит тебя, и ударит... Ты же твори завсегда Господу своему и не приимь остуды в сердце ни на какое деяние болящего!
Ванятка кивнул. Сему отроку не надо повторять дважды. Сказанное укрепляется в его памяти навечно.
Вот сейчас он, глядя на движения рук дяди, оттискивающих печатью головки просфор, тщился что-то спросить, важное для себя, опасаясь, однако, не огорчит ли дядю его вопрос, и, нахрабрясь, разжал уста:
– Отче! А ты теперь станешь игуменом, да?
– Он торопился высказать главное.
– И возможешь постричь меня во мнихи?!
На лице дяди - игра света и теней. Глаза устремлены на своё делание. Отрок затронул сейчас тайная тайных его души. Он поправлял тыльной стороной ладони рыжую прядь, выбившуюся из-под ремешка, охватившего потный лоб. Полусогласие, вырванное у него накануне братией, совершённое в уме и умом, по понятию долга, ещё не взошло на ту ступень, на которой вослед закону, как его завершение, возникает Любовь. "Слово о законе и благодати" митрополита Илариона было посвящено этому наиважнейшему для россиян понятию. Почему и культ Богоматери, почему и хождение Богоматери по мукам, почему и века спустя жёсткая прусская система закона была чужда русскому сердцу и уму. Да, закон, но после и выше его - Благодать. Любовь, согревающая сердце, дающая смысл закону, смысл бытию, ибо мертво и убого без Любви, без сердечного осознания - самое разумное устроение! Так - на Руси. Может, даже и перед греческой церковью тем оказалась и отлична русская, что больше и сильней выразилось в ней начало Любви Господа к миру, созданному Любовью, и начало Любви граждан, осиянных светом Логоса, друг к другу.
И у Сергия, при всей суровости его подвига, всякое делание проверялось возникающей Любовью: к человеку, к труду, к зверю и гаду, ко всякому травному произрастанию, и Любовью выверялась Истина. И сегодня он чувствовал, что на дне души до сих пор оставалось сомнение в Истине, и сейчас вопрошание дитяти потребовало обнажить тайная тайных и решить Духом, полюбив избранный путь.
– Да, - ответил он, наконец, ощутив тот ток в сердце, который означал для него всегда правоту избранного решения.
– Да, милый! Ежели меня изберут!
– Тебя изберут!
– сказал Ванятка и, приникая к Сергию, проговарил.
– Я ведаю, что схима - подвиг! И в уныние не впаду! Ты не боись за меня, хорошо?
Сергий молчал, щурясь. Долог - Путь и Подвиг– труден, но Бог есть жизнь и спасение для всех, одарённых свободной волей, и благо, что с юных лет этот путь
для тебя - прям и несомненен, а твой наставник уже взошёл по многим ступеням, сужденным тебе в грядущем, и сможет остеречь и поддержать, если нужно, в подвиге. Но и прямизна Пути может стать соблазном для излишне уверенных... А когда ты постигнешь всё, постигаемое сегодня, тогда придёт час всё это отодвинуть от себя, как уже отодвинул Сергий и взвалить на плечи иное, важнейшее и труднейшее, чем хождение с водоносами, и дрова, и уход за больными и даже ночные бдения и непрестанность молитв. Ибо молитва - только ступень к постижению Бога, а постижение Бога– начало жизни Духа. Ибо Бог– непостижим уму.
И постигнуть можно не Бога , а только истекающие из Него Энергии , Ими же прон и зан мир, Ими он создаётся и разрушается. Ибо без Них мир - это тьма, и вещественный све т, видимый глазами , тоже сходен с тьмой.
Но есть иной свет, создающий цветы и травы и всякое плодное произрастание.
И есть свет внутри нас, образующий нашу животную природу и природу всяких земных тварей.
И есть ещё иной Свет , Свет Разума , Логоса , данный только человеку. Этот
И только когда ты пройдёшь и постигнешь весь Путь , когда од ной Исусовой м о литвой с можешь отогнать от себя всякое похотное пристрастие, и более того, всякое пристрастие к миру, совокупив и сосредоточив всего себя только на имени Христа , к о гда ум твой станет нисходить в сердце, а сердце начнёт теплеть, разогреваться и даже гореть в груди , тогда ты и увидишь Фаворский Свет и постигнешь Н епостижное для тебя нын ч е. Тогда ты приобщишься к Господу .
А когда уже все ступени духовного восхождения будут пройдены тобой, тогда на д лежит воспомнить, что ты – не лучше и не больше сих малых, и возлюбить их братней Любовью , и умалиться.
– Отче!
– спросил отрок, зарозовев.
– А как сделать так... ну, как у тебя, чтобы всё-всё успевать, и молиться и деять...