Светские преступления
Шрифт:
Но (что наглядно показывает, скажем, крах на фондовой бирже) все относительно. Фирма «Джо Слейтер, инкорпорейтед» приказала долго жить, а других источников дохода у меня не предвиделось. Я остро ощущала себя мишенью заговора, в который вовлекалось все больше лиц.
Правда, родилась я в сравнительно бедной семье, зато потом двадцать лет прожила среди людей, для которых экономить означало отказаться от личного самолета. Поверьте, это сильно искажает взгляд на систему ценностей. Я сократила количество покупок, но если уж что-то покупала, будь то одежда, обувь, сумочка, косметика или продукты, то из соображений высшего качества, а не умеренной цены. После встречи с Нейтом
Чтобы и впредь как-то сводить концы с концами, мне пришлось втайне приступить к распродаже того немногого, что уцелело после семейной катастрофы: драгоценностей, предметов искусства, мебели. Для этого я связалась с Николаем Трубецким, тем самым потомком последнего русского императора (правнучатый племянник или что-то в этом роде — не важно, главное, что в его жилах текла голубая кровь). Ники, глава европейского отделения по предметам мебели, в основном разъезжал по крупным городам и убеждал людей, чье имущество имело долгую родословную, что продажа с аукциона через «Чапелз» их просто озолотит. Происхождение открывало ему доступ к самым старинным и недоверчивым семействам Европы.
Ники охотно помог мне продать немногие оставшиеся ценности, выставив их на продажу как «собственность леди, пожелавшей остаться неизвестной». Участие в крупных торгах придает незначительному предмету искусства особую ценность, точно так же как появление в узком кругу прибавляет важности гостю, который сам по себе ничего не представляет. Ники лично присмотрел за тем, чтобы мои вещи шли с молотка в числе первых (это почти наверняка взвинчивает цену, так что чаще всего владелец выгадывает больше истинной стоимости).
Я не пошла на аукцион, потому что была не в силах видеть, как мои любимые гравюры из библиотеки в Саутгемптоне перейдут в чужие руки. Люциус подарил мне эту серию на сорок первый день рождения. Как украшение они были великолепны, но большой ценности не имели, поэтому я очень обрадовалась, узнав, что получу втрое больше, чем ожидала. Ники лично сообщил мне об этом. Сквозь обычную любезность в его голосе пробивалась некоторая нерешительность, словно он разрывался между необходимостью что-то утаить и желанием поделиться. Я по опыту знала, что он легко расколется, если немного нажать, и не отставала до тех пор, пока не были сказаны магические слова: «Только в случае чего я в стороне, ладно?»
— Ладно, ладно!
— Твои гравюры купила графиня де Пасси.
— Понимаю… — протянула я с тошнотворным ощущением где-то под ребрами.
— Да, и еще она дала одному из моих коллег указание ставить ее в известность о любом предмете, который ты предложишь на продажу. Странно, не правда ли?
Я повесила трубку и долго сидела, вспоминая, как Моника впервые увидела гравюры и восхищалась ими. Ничего удивительного, что она так рвалась их заполучить… или, точнее говоря, вернуть. Гравюры идеально вписывались в интерьер библиотеки. Я могла понять это, но не настойчивое желание присвоить все мое бывшее имущество. Она выслеживала меня, как хищник дичь.
Моника не вернула гравюры в Саутгемптон — она повесила их в одной из комнат для гостей в моей бывшей квартире. По ее словам, они были получены от меня в подарок, причем только что. Она притворялась, что мы снова подружились!
Моя ненависть к этой женщине росла как на дрожжах. Прежде бывали дни и даже недели, когда я не вспоминала о ней, теперь же я думала об одном. Образ Моники словно отпечатался у меня в мозгу. Она стала моей тенью. С мыслью
Постепенно внутри зародилась и выросла пустота сродни голоду, и чем больше я поедала себя, тем он становился острее. В своих фантазиях я видела себя великим манипулятором, на деле же просто тонула в болоте.
Глава 19
Сумма, полученная от продажи гравюр, избавила меня от финансовых проблем примерно в той же степени, в какой полоска бактерицидного пластыря может излечить зияющую рану. Меня охватила паника. Джун, Бетти и Триш ободряли меня как могли, но моя жизнь теперь была другой. Они оставались богатыми, я — нет. Они могли тратить деньги не считая, мне приходилось тщательно взвешивать каждую статью расходов. Они по-прежнему жертвовали на благотворительность, мои деньги уходили на выплату долгов. Я уже не могла просто взять и купить вещь, отправиться в поездку, собрать вечеринку или даже выйти в ресторан пообедать когда вздумается. Я продолжала считать Джун, Бетти и Триш своими близкими подругами, но общение с ними действовало на меня угнетающе. Их разговоры подчеркивали мои собственные трудности. Короче, я на своем опыте прочувствовала высказывание одного неудачника былых времен: «В Нью-Йорке бедность мало кому по карману».
Хотя я изо всех сил старалась вести себя как ни в чем ни бывало, Итан Монк, один из всех, понял, каково мне приходится, и пригласил к себе на ужин для серьезного разговора. Итан потрясающе готовит. В прошлом я сотню раз говорила ему: «Если вышибут с работы куратора, не расстраивайся! Я с ходу найму тебя в повара». — «С восторгом! — отвечал он. — По крайней мере буду больше зарабатывать». Речь шла не о скромности его жалованья, а об астрономических цифрах доходов личных поваров Нью-Йорка. Наш с Люциусом получал сто двадцать пять тысяч в год, и к этому еще прилагались все удобства проживания.
Квартира Итана находилась на первом этаже каменного дома и не отличалась ни размерами, ни дизайном. Единственным приличным помещением там была гостиная. Зато к квартире примыкал личный садик, за которым начиналась западная часть Центрального парка, так что зелени здесь хватало. Сравнительно скудные возможности не помешали Итану превратить свое жилище в уютное гнездо — страсть коллекционера была у него в крови. На стенах теснились полотна старых мастеров, причем большая часть их досталась хозяину дома почти даром еще до того, как изобразительное искусство вошло в моду. Здесь были представлены Ян Фрит, Якоб де Вит, Антуан Дье, Агостино Карацци, Грёз, Тьеполо, но жемчужиной, бесспорно, оставался этюд с обнаженным натурщиком работы Тинторетто (подарок ко дню рождения).
Мы с Итаном расположились в библиотеке, которая при случае служила и столовой. За стаканом крепленого красного и вкусным ужином, состоявшим из ризотто, телячьего эскалопа и молодой фасоли, мы подробно обсудили ситуацию в свете моих отношений с Муниципальным музеем. Дружеский совет был мне необходим как воздух, поэтому я еще раз спросила Итана, следует ли самой выходить из совета директоров. О том, чтобы выплатить по обязательству всю сумму, уже и речи не шло.
— Итан, я разорена!