Свидетель на свадьбе должен быть неженатый

Хабибуллин Наиль

– Как сказать, по крайне мере не запойный. Бывает, иногда дает жару. В поезде заняться нечем, вот и совмещает приятное с полезным. Да и с большухи возвращаться муторно, вот и мается. У нас он самый правильный, можно сказать совесть нашей компании. Мудр и начитан, одним словом – аксакал.

– Разве не приятно возвращаться домой? – удивилась Света.

– Если он находится в местности, приравненной к крайнему северу – не очень.

Руслан достал с третьей полки сумку и небрежно принялся запихивать в нее вещи. Покончив с рюкзачком, Света перед зеркальцем нанесла скромный макияж.

Вернулся Герц, бритый и причёсанный, благоухая лосьоном, отчего перегар казался мягким и добрым. Тарасковский потянул носом:

– Точно, в ресторан-вагон наведывался. Сдавай белье, скоро родные пенаты.

– А где чуваки с боковушек? – спросил Герц.

– Они еще в Пыть-Яхе слезли, пока ты дрыхнул и слюни пускал.

– Облом, у них еще целый пакет с пивом оставался. У нас случайно ничего такого не завалялось?

– Посмотри в сумке с продуктами. Тебя с запахом Соня к себе не подпустит.

– Я к ней и не собирался, к себе поеду, – не желая тревожить спящего соседа, Герц осторожно присел на край лежака, но тотчас поднялся, словно чего-то забыл. Почесал затылок, глянул на свою полку, вспомнил. Подобно приятелю скомкал белье и поплелся в сторону проводницкой. Смотав матрасы, Руслан баскетбольным броском забросал их на третью полку. Надел футболку.

– Герц, это имя, или прозвище? – спросила Света. Руслан сел рядом и обнял ее за плечи, на этот раз она не противилась, но и радости такая нежность не прибавило.

– Фамилия. Имя у него еще хуже, фашистское – Рудольф. Герц утверждает, что он из поволжских немцев, осевших когда-то в Башкирии. Эдакая русифицированная версия. Предпочитает называть себя швабом. Скажу тебе по секрету, – Тарасковский понизил голос, крепче прижал к себе девушку и, щекоча дыханием ушко, таинственно добавил: – У меня есть подозрения, что он еврей. Вот ты, Светочка, любишь евреев?

– Не знаю.

– Вот и я не знаю, люблю я их или нет. А этого, – он кивнул на появившегося Герца, – люблю.

Девушка смущенно убрала с плеча обнимающую руку Тарасковского.

– Мне нужно переодеться, – сказала она. Сняв с вешалки вещи, переступая через вытянутые ноги Руслана, она пошла в конец вагона.

Заняв ее место, Герц порылся в пакете с продуктами и достал банку пива. Дрожащими пальцами сорвал чеку, брызнувшая пена оросила его футболку и, стекая по жестянке, закапала на пол. Герц торопливо поднес пиво к вытянутым губам, сделал жадный глоток и предложил Руслану:

– Будешь? Только оно теплое.

– Неа.

– Я тоже допью и в завязку. Отъезд с большухи на меня всегда плохо влияет.

– На тебя в последнее время все плохо влияет.

– Я ж в отпуске. Как у тебя с этой, как ее?

– Со Светой? Да никак. Чиста и невинна, яки херувим.

– Зачем тогда мозги ей пудришь?

– Каждый по-своему дорогу укорачивает. Ты вон с пацанами с Пыть-Яха с самой Уфы херачишь, я ее кадрю. Хотя, знаешь, в ней есть что-то чистое, что притягивает мое извращенное восприятие. Земля круглая, возможно где-нибудь пересечемся. Тем более что она в наш Богом забытый городок едет – к тёте. Очередная покорительница севера. Если разобраться, ведь она не за северной романтикой подалась, впрочем, как и

все мы. Да и какая тут к черту романтика, – словно ища подтверждения своим словам, он перевел взгляд на окно. – Знаешь, чего я боюсь? Через годик другой, эта скромная девушка станет истиной жительницей Нивагальска, превратится в стерву, оценивающая парней в денежном эквиваленте.

– Большинство девушек предпочитают в мужья человека обеспеченного.

– Согласен, только на севере – в нашем случае Нивагальске – это особенно ярко и болезненно выражено.

– А чего ты хотел? Ты же сам говоришь: на север все приехали, чтобы заработать, оттого и менталитет такой – меркантильный. К тому же, не все ищут финансово-достойных, есть и честные девушки.

– Честных и правильных всех замуж расхватали, остались те, которые знают себе цену, строят из себя недотрог и динамят нормальных пацанов, или тусуются с хачиками в «Матрице».

– И среди хачей есть нормальные.

– «Нормальные», как ты выразился, в «Матрицу» не ходят. Не сбиваются в стаю, и не бьют толпой. Чернозадая нерусь.

– Это уже национализм. Не забывай, что я шваб, то есть, то же не русский.

– Рудик, какой ты к херам шваб, у тебя от немецкой крови, только имя и фамилия остались, ты наш российский, чернозем.

– «Чернозадые», «чернозем»… кругом у тебя черно. Ты Бадику звонил?

– Сейчас наберу. Куда я мобильник положил? – Руслан пошарил в карманах шортов и небрежно извлек смартфон, потыкав пальцем по сенсорному экрану, приложил телефон к уху.

– Не берет трубку, – добавил он, после небольшого ожидания, убирая телефон обратно в карман.

– Подожди, наш пасынок человек обязательный, сейчас сам перезвонит.

Меньше чем через минуту Бадик и вправду отозвался.

– Хеллоу, дружище! – поприветствовал Руслан. – Ты готов к встречи с нами? Хлеб-соль, красные дорожки, бравурный марш? Ну и отлично. Отдохнули нормально. Рудик, тебе привет.

Поговорив по телефону, Руслан спросил у Герца:

– Ты как, домой, или в объятия Сони?

– Домой. В последнее время, все меньше к ней тянет. Вроде месяц не виделись, а желания увидеться нет никого. Вроде как охладел.

– В плане секса?

– У тебя один секс в голове.

– Я думал у вас все серьезно.

– Поначалу я тоже так думал.

Вернулась Света, шорты-юбка лазурного цвета, бежевая блузка с короткими рукавами, на шее бочком повязана косынка. Неброский стиль в одежде гармонировал с ее внешностью. Дорожные вещи она держала в руке. Герц уступил ей место и с пивом в руке пересел на противоположный лежак.

– Светлоокая, ты выглядишь великолепно, – пафосно высказался Руслан. – По приезду я намерен на тебе жениться. Рудольфа облачим в свидетели. Как тебе мое предложение?

– Не верьте ему девушка, – отозвался Герц, – он вас соблазнит и бросит. Узы Гименея, в его понимании, непосильные оковы.

– Сволочь ты, Герц. Я все сомневался, еврей ты или шваб, а оказалось – фашист, – рассмеявшись, сказал Руслан. – Он врет, Светочка, я хороший и добрый.

– Переодеться, или так ехать? – оглядывая футболку со следами пива, размышлял Герц. – На солнце так-то быстрее обсохнет.