Сволочь ненаглядная
Шрифт:
– У вас небось растворимый, терпеть не могу «Нескафе».
Иван Сергеевич засмеялся:
– Совпали во вкусах. Сам ненавижу химикаты. Знаете, много лет тому назад один грузин научил меня варить настоящий напиток, могу поделиться секретом, хотите?
Я не стала интересоваться, в каких казематах Родионов познакомился с грузином, а просто кивнула.
Довольно просторная кухня поражала чистотой и порядком. Но сразу бросалось в глаза, что хозяин холостяк. Доски для хлеба и мяса, несколько сковородок, щеточки висели на кафеле в строгом порядке. Но крючки были все разного цвета, не было никаких хорошеньких мелочей, столь милых женскому сердцу, и занавески –
– Служба моя, – сказал Иван Сергеевич, вытаскивая большую стеклянную банку, – отнимала все время, вот я и не женился, просто не успел, а сейчас кому убогий старик нужен…
Глядя, как под тонкой рубашкой у «убогого старика» перекатываются литые мышцы, я подумала: «У них в КГБ учили читать чужие мысли? Или у меня на лбу написаны все эмоции?»
Иван Сергеевич тем временем охотно делился рецептом:
– Запомните, кофе покупаете в пачках с надписью «для кофеварки», там особо мелкий помол, просто пыль, видите? Потом насыпаете прямо в чашку ложечку с верхом, дозу экспериментальным путем вычислите. Затем берете чайник и крутым, особо подчеркиваю, крутым кипятком заливаете кофе. Кстати, если вы любите сладкий, сахар следует смешать с кофе до добавления воды.
Он ловко поднял чайник и пробормотал:
– Все, теперь интенсивно размешиваем и накрываем чашку сверху блюдечком. Две-три минуты терпения, ну, пробуйте.
Я глотнула и удивилась:
– Потрясающе, но вы же его не варили, а развели, как растворимый!
– Именно, – заулыбался Иван Сергеевич, – в этом-то и основной секрет.
Мы понаслаждались дивным напитком, и Родионов спросил:
– Чем я могу помочь?
– Помните ли вы дело Майи и Валентина Платовых?
Иван Сергеевич побарабанил пальцами по голубому пластику, покрывавшему стол, и вздохнул:
– А вам зачем?
– Настя умерла, – тихо сказала я, – и оставила Егору большую сумму денег наличными. Только адреса мальчика у меня нет, а у вас был. Может, сообщите мне координаты парня?
Иван Сергеевич продолжал хмуриться, я быстренько выложила все, до чего удалось докопаться. Помолчав, он переспросил:
– Значит, носила Настя фамилию Звягинцева, по первому мужу?
Я кивнула.
– Подождите, – велел хозяин и вышел, не забыв плотно прикрыть за собой дверь.
Его не было минут пятнадцать, и я вся извелась, разглядывая красные кружочки под чашками и пересчитывая на них белые горошинки.
Наконец Иван Сергеевич вернулся, достал пачку «Золотой Явы» и сказал:
– Сейчас никакого секрета в этом деле нет, журналисты давным-давно написали о других, тоже тайных вещах. То, что тщательно скрывалось коммунистическим правительством, ну, хотя бы дело Бориса Бурятце, любовника Галины Брежневой, или случай, когда стреляли в саркофаг с телом Ленина, для людей 90-х годов не является тайной. История с Платовыми не выплыла просто потому, что ими занимался я, а Майя очень хочет дожить оставшиеся дни в тишине и покое…
– Она жива? – ахнула я.
Иван Сергеевич кивнул:
– Жива, правда не совсем здорова, впрочем, Валентин тоже не умер.
– Что же они сделали?
Родионов вздохнул:
– По мне, так жуткую глупость, они были так молоды, их следовало просто отлупить по заднему месту да выселить из Москвы, но прежние власти посчитали, что Платовых надо уничтожить…
– Да в чем дело?
Иван Сергеевич вновь включил
Майя моментально поняла, что их разъединяет пропасть. Валентин с легкостью цитировал Тацита и Сократа, мог часами декламировать Брюсова, Ахматову и Соллогуба… Майечка же ничего, кроме литературы, рекомендованной по школьной программе, не читала. Валентин, воспитанный одинокой матерью, имел самооценку размером с Останкинскую телебашню; Майечка, у которой в семье, кроме нее, имелось еще двое детей и крепко пьющий папа, смотрела на избранника снизу вверх, сразу делаясь ниже ростом, когда тот начинал рассуждать об агностицизме.
Но, наверное, такая обожающая женщина и нужна непризнанному гению. Во всяком случае, сокурсницы по Литературному институту, томные девицы, обмотанные янтарными бусами, не вызывали у Валентина добрых чувств. Слушать других они не умели, норовя моментально начать читать собственные творения. А кое-кто из девчонок оказался образованнее Платова, и Валентин ощущал неловкость за свою «умственную отсталость». Майечка же слушала парня, разинув рот. В конце концов он милостиво разрешил ей выйти за себя замуж и не прогадал. Верная Майечка оказалась идеальной женой и отличной хозяйкой. Этот факт признала даже свекровь, изредка ронявшая сквозь зубы: «Все-таки у Валечки отличный вкус, хорошую супругу выбрал».
Валентин был старше Майи на четыре года. В 1973-м он закончил институт и осел дома. Кроме стихоплетства, парень ничего не умел, работать в школе учителем литературы не желал и жил за счет жены, подрабатывающей переводами. Целыми днями он валялся на диване, поджидая вдохновения, но оно, как назло, не спешило. Толстые журналы отвергали произведения Платова, и Валентин постепенно становился желчным, злобным. Он регулярно устраивал Майе скандалы, обвинял ее во всех своих неудачах, но жена лишь вздыхала, быть супругой гения – тяжелый крест.
Невесть каким образом парня занесло в кружок диссиденствующих писак. По вечерам, собравшись на кухне, «писатели» и «поэты» самозабвенно ругали коммунистов. Вывод был только один – кабы не социалистический строй, их творения выходили бы миллионными тиражами. Дальше болтовни дело не шло. Никто из этих «диссидентов» не хотел идти по лагерям и тюрьмам, как Буковский, Марченко или Богораз… Нет, их стезя – необременительный треп под рюмку коньяка.
На беду, Валентин был слишком увлекающимся человеком со слабым психическим здоровьем. В начале 1976 года он был абсолютно уверен – если Брежнев умрет, в стране сменится власть, произойдет революционный переворот. Отчего подобное должно случиться, Валентин не задумывался, просто знал – жизнь изменится, надо только подождать. Но шло время, стихи не печатали, а Брежнев и не думал умирать… И тогда Валентин, возомнивший себя вторым Александром Ульяновым, решил лично расправиться с Генсеком.