Сволочь ненаглядная
Шрифт:
Но когда узнала про внука, приехала и забрала.
– В хорошую семью мальчика пристроили, – хмыкнула я, – может, лучше было сохранить статус кво?
Родионов медленно встал, открыл форточку. Морозный ветер ворвался в кухню, и я зябко поежилась.
– Любой ребенок, – наконец произнес собеседник, – оказавшись в приюте, мечтает обрести семью, пусть даже такую, как у Зинаиды.
– А что с ними случилось дальше?
Бывший следователь тяжело вздохнул.
– Не знаю. Пристроив детей, я посчитал свою миссию законченной, о дальнейшей судьбе Насти и Егора мне ничего не известно.
– Почему
– У Майи голова занята только Валентином, – зло бросил Родионов. – Он ей теперь и супруг, и ребенок в одном лице. А дочь и сын – чужие люди. Первую она до года воспитывала, да и то с Настей все время сидела Серафима. Понятное дело, молодость. Скинули отпрыска бабке и гулять. Егора она вообще только три месяца видела, по часу в день… Ну, какие тут материнские чувства?
– Инстинкт… – завела я, – даже в животном мире…
– В мире животных вполне возможно, – буркнул Иван Сергеевич, – а вот у Майи весь инстинкт на Валентина обратился.
И, не сумев сдержаться, добавил:
– Господи, до чего бабы – дуры! Даже лучшие из них – идиотки!
– Значит, вы не знаете, где Егор? – решила я уточнить еще раз.
– Точно нет, но предполагаю, что Зинаида в курсе, если жива, конечно, – ответил Родионов и спросил: – Еще кофе?
Я покачала головой:
– Спасибо, очень вкусно, но хватит. Лучше дайте ее адрес.
– Подождите, – велел Иван Сергеевич и вышел.
Вновь потянулось мучительное ожидание, наконец он вернулся.
– Вот, навел справки, Зинаида скончалась в позапрошлом году. Платов Егор Валентинович был прописан до 1995-го у нее, потом куда-то подевался, в Москве парня с такими данными нет.
– Беда, – пригорюнилась я.
– Не расстраивайтесь, – приободрил следователь. – Во-первых, он может проживать в столице без прописки, во-вторых, у Зины есть сын, Павел, сходите к нему, небось он знает про племянника. – И он протянул бумажку с адресом.
На улице уже стемнело, когда я наконец добрела до метро и забилась в угол переполненного уставшими после тяжелого рабочего дня людьми. Да, жизнь иногда подкидывает моменты почище дамского романа. Тюрьма, любовь, брошенные дети… Кажется, такого просто не бывает, ан нет, вот оно, рядом. Потом мысли переключились на другую тему. Ну надо же, милая старушка Нина Антоновна совершенно не похожа на сурового следователя. До чего все-таки обманчива внешность. Вот напротив стоит полная тетка с помятым лицом, губная помада смазалась, из-под не слишком чистой шапочки свисают пережженные «химические» кудри. Интересно, кто она по профессии? Учительница? Продавец? Ну уж, во всяком случае, не киноактриса и не балерина. Врач! Вот это горячо.
Не в силах сдержать буйствующее любопытство, я тронула тетку за рукав:
– Простите, вы ведь врач? Кажется, я приходила к вам на прием?
Тетка оторвалась от газеты «Мегаполис» и довольно приветливо ответила:
– Нет, вы ошиблись, я оператор машинного доения.
– Кто?
– Ну, по-простому, не по-научному, доярка, – уточнила собеседница и вновь погрузилась в чтение.
Я выпала из вагона на нужной станции с головой, гудящей, словно пивной котел. Доярка!
Я давно убедилась в правильности истины: как сутки начнешь, так и завершишь. Мои закончились полным разгромом. Где-то около десяти вечера в комнату ворвался Кирюшка. Я отложила детектив.
– Что стряслось?
– Вот, – сунул мне мальчишка под нос газету, – с ума сойти!
– Ты читаешь «Экономический вестник»? – удивилась я.
– Наша училка по литре, – принялся жаловаться Кирюшка, – утверждает, будто мы совершенно не умеем пользоваться газетами, вот и раздала всем статьи, чтобы завтра пересказали…
– И в чем дело? Подумаешь, заметку озвучить, да такие задания во втором классе дают.
– Да, – замычал Кирка, – а я там ни словечка не понимаю.
– Возьми толковый словарь.
– Ага, – бубнил Кирилка, – брал уже, сама почитай.
– Давай сюда, горе луковое, – велела я и пробежала глазами по строчкам.
«Договорившись о франчайзинге, стороны также решили заняться клиринговыми операциями, стараясь при этом избегать дефолта и не секвестируя свой бюджет, так как подобное могло бы помешать санации дружественного банка».
Это что, на русском написано? Глядя на мою обалделую физиономию, Кирюшка хихикнул:
– Скрейзиться можно.
– С ума сойти, – поправила я его.
Нет, все-таки это слишком. Я вовсе не призываю называть калоши мокроступами, а компьютер – «устройством для автоматической обработки информации посредством выполнения заданной, четко определенной последовательности операций». Но ведь столь любимый нами термин «прайс-лист» всего лишь означает список цен. А кутюрье – это необязательно только Версаче, это любой модельер или еще проще – портной. Что же до бутика прет-а-порте, так это на самом деле не что иное, как магазин готового платья, причем не большой и шикарный, а маленький и дешевый. Загадочный вэлфер – всего лишь пособие по безработице, копирайт не заверенная нотариусом копия, а авторское право, кстати, планинг – отнюдь не собрание у директора, планинг – это ежедневник!
– Ну и как я объясню это Лидии Николаевне? – зудел Кирка. – Она решит, будто я полный дурак – ничего не понял.
Я секунду подумала и посоветовала:
– Скажи, что у тебя и всей семьи в придачу после изучения данного материала наступил полный толлинг.
– Это что же такое? – обомлел мальчишка.
– Не знаю, – честно призналась я, – вчера в рекламе увидела, но звучит загадочно и красиво.
Глава 28
Дядя Егора и Насти со стороны матери оказался огромным звероподобным мужиком в дорогом спортивном костюме.
– Надо-то чего? – ласково приветствовал он меня на пороге.
Решив избрать привычную для него форму диалога, я рявкнула:
– Отдел опеки, проверка жилищных условий Егора Платова!
– Во, блин, – заржал Павел, – с дуба, что ли, упали? Да этого педрилы тут уж лет пять как нет.
– Как нет? – возмутилась я и пролезла между необъятным пузом хозяина и косяком. – А где он?
– Хрен его знает, – продолжал веселиться милый родственник, – слинял от нас, да и правильно сделал.