Сволочь (сборник)

Юдовский Михаил Борисович

– Считайте, что нашли, – снова вмешался я. – Двадцать пять процентов можете взять себе, остальное – государству.

Родители моей спутницы покосились на меня, как на некий говорящий предмет, и снова обрушились на Лилю.

– Ты где шлялась? Ты с вот этим вот шлялась?

– Меня, между прочим, Мишей зовут, – с обидой напомнил я, но меня продолжали игнорировать.

– Что ты делала весь день? Чем от тебя пахнет? Он напоил тебя?

– От нее пахнет дарами Брюсселя, – пояснил я. – И что значит – напоил? У

меня с собой соски нет, да и дочь ваша на младенца не похожа.

– С вами, молодой человек, я отдельно поговорю, – заявил папаша. – Вы похитили мою дочь! Вы ее напоили! Вы совратили ее…

– Попрошу меня не оскорблять, – твердо проговорил я. – Я целомудрен, как история Древней Греции, и добродетелен, как «Песня Песней».

– Вы хоть понимаете, что мы чуть не сошли с ума?

– Это изумительное пограничное состояние, – ответил я. – В такие минуты люди пишут поэмы, симфонии и картины. Надеюсь, что и вы провели это время с толком.

– Наглец! Я вас убью!

– Если вы меня убьете, я на вас смертельно обижусь и не буду с вами разговаривать.

– Леня, отойди на секунду, – вклинилась в разговор Лилина мать.

Она подошла ко мне вплотную, посмотрела мне в глаза и замахнулась.

– Я вижу, вы хотите дать мне оплеуху, – не двигаясь с места, сказал я. – Точно так же обошлась одна вдовая брабантская герцогиня с блистательным Лоэнгрином. На герцогинину дочку Эльзу напали в лесу волки, Лоэнгрин вступил с ними в неравный бой, убил кровожадных тварей и спас Эльзе жизнь. А когда он доставил девушку во дворец и та предстала перед матерью в разорванных одеждах, возмущенная мамаша решила, что это спаситель ее дочки так постарался, и отвесила вдохновенному Лоэнгрину пощечину.

– Леня, что он несет? – изумленно уставилась на мужа Лилина мать, так и застыв с поднятой рукой. – Какая брабантская герцогиня? Какие волки?

Какой Лоэнгрин? Этот человек хочет, чтоб у меня начался новый приступ?

– Этот человек хочет есть, а еще больше спать, – отрезал я. – Послушайте, бдительные и любящие тираннозавры, вашей дочери двадцать пять лет, она взрослый и умный человек, а вам все хочется выгуливать ее на поводке, как несмышленую болонку. Прекратите над ней издеваться, дайте ей дышать свободно.

– Лилечка, – мамаша, не слушая меня, прижала к себе дочь, – скажи, он приставал к тебе? Он пытался тебя поцеловать?

– Что значит пытался? – удивился я. – Просто поцеловал. Она хорошо целуется для узницы с двадцатипятилетним стажем. Трогательно, нежно и очень искренне. Лиля, не молчи все время, скажи что-нибудь.

– Мама… папа… – тихо пробормотала Лиля. – Простите меня. Я. Как глупо все. Я не думала. Я не хотела. Простите.

– Пойдем в номер, дочка, – сказал Лилин отец, нежно ее обнимая. – Все будет хорошо.

– Все будет прекрасно, – добавил я. – И не забудьте по новой завязать рукава у нее на спине.

– А

с вами, молодой человек, я вообще не желаю разговаривать, – отрезал родитель.

– Да и у меня дела поинтереснее найдутся, – ответил я. – Спокойнейшей вам ночи.

Я вышел из фойе на улицу и закурил. Вечер потихоньку превращался в ночь, звезд почти не было видно из-за растрепанных облаков, краешек одного из которых пытался прободнуть тоненьким рожком серп молодой луны. Внезапно вид ночного неба заслонили чьи-то ладони, прилегшие мне на глаза.

– Лиля, иди в номер, – сердито сказал я. – Не расстраивай родителей.

– Не угадали, Миша.

Ладони опали. Передо мной стояла Рита и улыбалась с едва уловимым оттенком насмешки.

– Извините за неудачную шутку, – проговорила она. – Мне просто показалось, что вы немного расстроены.

– Не вижу повода для расстройства. Сигаретку хотите?

– Спасибо, я не курю. Ну как, хорошо погуляли?

– Изумительно.

– И где же вы были?

– Всюду, начиная с пищеварительного тракта Чрева Брюсселя и кончая его естественным завершением в виде этой гостиницы. А почему это вас так интересует?

– Если б вы провели это время в обществе Лилиных родителей, находившихся на грани истерики, вас бы это тоже заинтересовало. А что, эта бедная девочка действительно хорошо целуется?

– Безумно. Как застоявшаяся кобылица, которая вырвалась из стойла.

– Вы целовались с лошадьми, Миша?

– Подозреваете меня в зоофилии?

– Кто вас знает. Я ведь не видела, как вы целуете людей.

Я обхватил ее и поцеловал. Поцелуй вышел небезответным и довольно долгим.

– Не получилось с одной, хочешь с другой попробовать? – спросила Рита, когда мы, наконец, оторвались друг от друга.

– Я вообще ни о чем не думаю.

– Это заметно.

– Зато мы перешли на «ты».

– Перешли. Даже не представляю, на что мы перейдем, если поцелуемся еще раз.

– Давай.

– Нет, Миша, – Рита отстранила меня рукой. – Для начала хватит.

– Почему?

– Ты же, вроде, спать хотел.

– Перехотел.

– Захоти по новой. Все равно роман у нас не получится.

– В цельном виде нет, а в журнальном варианте – вполне. Так даже лучше. Там в конце каждого отрывка стоит: «продолжение следует».

– Тебе хочется продолжить?

– А тебе разве нет?

– Нет. Я мужа своего люблю.

– Боишься, что приревнует?

– Нет. Он не ревнивый.

– А тебе, наверное, хотелось бы, чтоб он был ревнивым?

Некоторое время Рита смотрела на меня молча. Затем усмехнулась.

– Проводи меня до номера, – сказала она.

– До твоего или до моего?

– Сперва до моего. А потом, возможно, и до твоего.

– Зачем такие сложности? – удивился я.

– Хочу предупредить мужа, что посижу у тебя.