Святочный сон
Шрифт:
– Не проще ли спросить у самого мсье Дюваля, куда и зачем он отлучается?
– робко пролепетала Биби.
– Я уверена, ни на что дурное он не способен.
Владимир шутливо округлил глаза:
– И за Дюваля вы можете ручаться? О, Биби, вы воплощенное великодушие!
Тут вступила Соня:
– Володенька, ты в чем-то подозреваешь учителя?
Мартынов сделался серьезным.
– Знаю, скажешь, что пустое. И что прикажешь делать: все женское население без ума от француза. Что за комиссия, Создатель...! А ведь мы до сих пор ничего
Силясь скрыть волнение, Соня возразила:
– Однако он показал своими поступками и благородство, и усердие. Чего ж еще? Что подсказывает тебе сердце?
Владимир усмехнулся:
– Увы, сердце - это по вашей, дамской части. Я человек трезвый и должен полагаться на рассудок. А рассудок мне говорит, что дело нечисто.
Соня теребила салфетку и не находила слов. Ей нечем было возразить, поскольку Владимир оказался прав, как всегда. Однако именно сердце подсказывало ей, что не следует сомневаться в благородстве Дюваля. Влюбленной женщине (да, приходится все же признать это!) представились ясные живые глаза, его внимательный, чуть насмешливый, но ласковый взгляд... Она невольно вздохнула. Тотчас же вздохнула и Биби. Владимир швырнул салфетку и грохнул стулом, поднимаясь.
– Изволь беседовать с глупыми бабами!- и он вышел, хлопнув дверью.
Женщины переглянулись, словно спрашивая друг у друга, что это с ним. Биби первая пришла в себя и посеменила за Владимиром, как обычно то делала Сашенька.
И теперь, припоминая утренние события, Соня чувствовала необходимость разобраться во всем. Она решительно отогнала тревожные мысли, связанные с Сашенькиной возможной беременностью. Придет время об этом подумать, когда все станет ясно. Она раскрыла свою тетрадь и взялась писать.
Между Дювалем и Биби определенно есть отношения. Вот каковы они? Биби показывает подлинную заинтересованность в судьбе Дюваля и трепещет при его упоминании. Дорого бы я дала, чтобы узнать, что между ними...Однако инстинкт подсказывает мне, что скоро все разъяснится. Эти отлучки из дома неспроста.
Даша просунула голову и позвала:
– Барышня, обедать кличут.
"До тридцати лет дожила, а все "барышня",- с грустью подумала Соня.
– Докрасовалась девица до седой косицы..."
– Детей посади, я скоро спущусь, - приказала она горничной.
Верить ли сну? – продолжила записи Соня.
– Покуда ни намека на его исполнение, разве что только его маска заставляет задуматься. Что скрывается под этой маской? Все вопросы, вопросы и ни одного ответа. Завтра мы вместе ведем детей в балаганы, он обещал. Может статься, тогда вернемся к тому разговору? Дюваль обижен тем, что я не выслушала его. Я глупо поступила, осознаю вполне. Теперь не нахожу себе места от раскаяния. За утренним чаем хотела повиниться, но он казался неприступным, мрачным. На завтрак не явился, и теперь его нет. Одна надежда на завтрашние балаганы...
Глубоко
– О, нет, мадам, - смеялся чему-то Дюваль.
– У меня нет невесты, а также никого родных.
– Но где же вы бываете, когда уходите из дома? Может, решили наняться в другую семью?
– спрашивала Биби, и в голосе ее чуткая Соня уловила нотки скрытой угрозы.
Приняв независимый вид, она вошла в столовую.
– Соня, мы завтра едем в балаганы!
– радостно сообщил тетушке Миша.
– Мсье Дюваль обещал! Вместе едем, верно?
– Да, мой мальчик, - силясь не смотреть на француза, ответила Соня и заняла свое место.
Дюваль поднялся при ее появлении, но и только. За всю трапезу он не перемолвился с ней ни словечком. Да и Биби тоже напрасно растрачивала свой пыл, посылая красноречивые взгляды: Дюваль говорил только с Мишей.
Ранним утром следующего дня, который не предвещал ничего дурного, Соня заглянула к Сашеньке. Та уже проснулась и ждала горничную, чтобы умываться.
– Что, душенька, нынче тебе лучше?
– заботливо спросила Соня.
– Будто лучше...
– неуверенно ответила дама и виновато улыбнулась.
– Сегодня, верно, спущусь.
Они уговорились не сообщать никому о Сашенькиной беременности, покуда не будет верных подтверждений. Соня боялась даже думать, что их ожидает, если Сашенька и впрямь на сносях. Без ее, Сониной, помощи им не обойтись, не брать же в дом няньку. И тогда все неясные надежды молодой женщины на самостоятельную будущность рухнут, не осуществившись. Она никогда не оставит дорогих ей людей в тяжелый момент. Они ведь без нее, как дети, беспомощные. Вот и теперь Сашенька смотрит на кузину доверчиво, зная, что та поможет ей во всем. Разве можно обмануть ее ожидания?
Соня вздохнула и улыбнулась Сашеньке ободряюще.
– Ну и славно, сколько можно хворать. Даст Бог, все наладится.
Она поспешила на кухню сделать необходимые распоряжения, какие делала всякое утро. На кухне кипела жизнь. На печи грелся огромный чан с водой, стояли ведра с ледяной водой для обливания Дюваля и Миши. Они готовились к процедуре в комнате француза. Кухарка и горничные живо обменивались впечатлениями.
– И не лень ему день-деньской мыться да чиститься?
– ворчала кухарка.
– Верно, верно, - подхватила Таня.
– Рубашки-то, почитай, каждый день меняет, не настираешься. Чай, это мода у хранцузов такая? А прыскает на себя благовония - натурально, наша Сашенька. Все рубашечки пахнут, ну ровно как в саду весной!
– Дайте-ка понюхать хоть!
– простонала Даша, и тут Соня сочла благоразумным вмешаться:
– Делом бы занялись!
– Так мы ж о деле!
– ответствовала наглая Танька.
– Нам велено это постирать, а сейчас принести воду со льдом да щетку для омовения и обтирания. Вот я и несу.