Святой дьявол - Распутин и женщины
Шрифт:
Муня молча взяла тяжелую корзину с гиацинтами, подняла ее с трудом и поставила в угол на пол, слабые плечи согнулись от усилий. Распутин повернулся:
– Что же будет дальше? Если эта сука, эта проклятая отнимет у меня Марию? Господи Боже, когда же кто-нибудь уберет из города эту мерзкую тварь? В благодарность я бы поклонился ему до полу!
Старая Головина повернулась озабоченно к Муне:
– Марушка, что ты делаешь? Почему ты сердишь Григория Ефимовича?
– Ну, мама, оставь, не говори больше об этом ничего, - почти
– Разве ты не можешь делать, что хочешь?
– немедленно яростно возопила Лохтина. Она кричала все громче и отчаяннее: - Быстро возьми перо, бумагу, пиши и раз, и два, и три, я уже лечу, я лечу! Они меня схватят, схватят, и я за тебя подвергнусь мучениям! Но затем я вернусь к тебе, к тебе, под твой кров, так как ты мой, ты меня любишь, мой дорогой возлюбленный, мой бородач, мой бог, весь мой! Пиши же, пиши!
– И потом все скажут, что я выгнал тебя из города, и ты из-за меня сошла с ума. Я не хочу этого, - мрачно заметил Распутин.
– Мне и так достаточно достается от женщин из-за тебя, сучка! Что мне делать с такой бешеной? Ты уже давно опротивела мне, ты изверг!
– Бог не терпит предательства никогда! Радуйтесь его воскрешению! Лохтина снова восторженно завопила, вскочила на жалобно застонавший диван и замахала руками, словно крыльями.
Грустная дама в сером платье встала, медленно прошла мимо Лохтиной, взяла стакан чая со столика у окна и так же медленно вернулась на место.
Лохтина выпрямилась на диване, сорвала с лица вуаль и закричала Распутину, как помешанная:
– Унеси меня, ударь меня! Ругай меня как хочешь, плюй на меня! Но не позволяй им осквернять мой путь! Они не должны проходить рядом с твоей праведной сестрой! Если я у тебя, они должны молчать и слушать! А теперь я хочу спать с тобой, прямо теперь я буду спать с тобой!
– Только попробуй, сука!
– угрожающе ответил Распутин, встал и принял оборонительную позу.
– Только пошевелись, я отшвырну тебя к стене, ты и родных никогда не увидишь!
– Я не понимаю, - снова сказала госпожа Головина, - почему вы намеренно раздражаете Григория Ефимовича?
Лохтина повернулась и коротко презрительно ответила: "Tiens, je troue vфtre facon de poiler assez diфle, madame, vous, vous addressez une personne sans la nommer..." [Вы, я нахожу вашу манеру говорить довольно забавной, мадам. Вы, вы обращаетесь к человеку, не называя его по имени...(фр.) ]
Старая Головина смутилась и делано безразлично вежливым голосом произнесла: "Mille excusses, chere Olga Wladimirowna, je n'avais aucune intention de vous offenser!" [Прошу меня извинить, дорогая Ольга Владимировна, я не хотела обидеть вас(фр.) .]
"O, de grвce, point d'excusses" [О! Сделайте одолжение, не извиняйтесь(фр.) .] - ответила Лохтина просто и спокойно, как истинная светская дама, но тут же опять начала визгливо кричать и посылать воздушные поцелуи расхаживавшему взад и вперед по комнате Распутину.
Он остановился
– Ну пусть она спросит сама себя, почему она разыгрывает эту дурацкую комедию и, кроме того, клевещет на меня, будто я благословил ее на это!
– Кто же, если не ты?
– пронзительно закричала Лохтина. Вдруг она начала танцевать, размахивать руками и петь: - Ты мой бог, мой спаситель! Воспоем все ему, падайте ниц!
Внезапно она заметила, что вуаль соскользнула назад и мы ее разглядываем, она мгновенно плотно закрылась, быстро спросив:
– Вы что-нибудь видели?
– Ну хорошо, делай, что хочешь, - махнул рукой Распутин в сердцах.
– Я бы свернул ей шею, так она мне противна, изверг! Если бы только она убралась с моих глаз! Я ненавижу эту стерву и ее дьявольский маскарад! Она сумасшедшая, вот и все!
Зазвонил телефон. Распутин подошел к аппарату и начал обычный разговор:
– Ну да, у меня гости, я как раз пью чай. Ты придешь завтра?
Некоторое время он разговаривал с незнакомой собеседницей. Затем быстрее обычного сел на свое место и деревянной ложкой начал есть суп из миски. Некоторые дамы тоже принялись за еду. Дуня принесла огромную кастрюлю и поставила на маленький стол у стены.
– Ну, ешь же суп!
– сказал мне Распутин, но я вежливо отказалась.
– Ну, хорошо, так скажи мне, - продолжал он, вытирая ладонью усы, ты, значит, думаешь, что никого нельзя проклинать?
– Конечно, нет, - ответила я.
– Ну, хорошо, согласен, но как же я могу не проклинать Ольгу, когда из-за нее все начали называть меня Христом?
– Не Христом, а Богом, - закричала Лохтина, - ты и есть живой Бог Саваоф, живой Бог!
– Ну ты видишь сама! Вот и поговори с ненормальной, - вздохнул Распутин.
– Вы все-таки спросите ее, почему она считает вас Богом.
Распутин пренебрежительно дернулся:
– Моя душечка, я уже давно спрашивал! Если хочешь, спроси сама! Она тебе тут же ответит: из-за моих добрых дел!
– Разве достаточно делать добро, - заметила я, - чтобы считаться Богом?
– Попытайся сама образумить ее, дуру, - быстро проговорил Распутин, можно ли вообще с ней разговаривать? Я охотно бы объяснил ей все, но это же бесполезно!
– А что она ответила?
Распутин грустно махнул рукой:
– Я спросил у нее: спит ли Бог с какой-нибудь женщиной? Есть ли у Бога дети? Но она все время отвечает одно и то же: не пытайся увильнуть, я же знаю, что ты Бог Саваоф!
– Жи-и-и-вой Бо-о-о-г, вечная слава тебе!
– пропела Лохтина.
– Вы все находитесь в Содоме и не замечаете этого! Одна я в поте лица своего кричу вам об этом, но у вас сердца каменные, и вы не хотите ничего слышать!
– Ах, что же мне с ней делать, с этим извергом?
– Распутин встал, но тут же к нему потянулись руки женщин: