Связующие нити
Шрифт:
— Ты с ума сошла? Я ни с кем не встречаюсь, я запоем рисую в своей мастерской, и потому счастлива по уши… тебе этого не понять никогда!
— Конечно, — скептически ответила Пуля, и я видела, что не переубедила её. Она всё равно была в своём уверена. — Конечно…
— Ты ради этого меня позвала?
— Я думала, что тебе выговориться нужно, хотела помочь.
— Спасибо, не надо.
Нил вернулся вместе с Зариной. Он всё блуждал по лестничным площадкам, и когда та возвращалась из магазина, решил оставить поиски и подняться вместе с ней. Я была удручена, ведь я дала Эвелине обещание.
— Хоть дело-то я могу посмотреть?
Нил отдал мне папку, и я ещё раз перечитала историю, ещё раз пересмотрела картинки. Как же мне хотелось рвануть и поискать дверь самой.
— Зря вы меня взяли. Я ни на что не гожусь. Я хожу там и ничего не вижу. Вельтон, бывали такие случаи раньше?
— Бывали. Но это не потому, что у Сыщика нюх пропал, это потому, что Настройщик ошибался.
— Что?! — Вскинулась Зарина. — Я не ошиблась!
— Тебя обожание поглотило, что ты могла там распознать?
— Клевета. У меня-то нюх не пропал, у меня восемь лет опыта за плечами, это Нил у нас новичок, и это он не может найти входа. Не переводи стрелки.
Зарина на обвинение Вельтона рассердилась не на шутку. Меня это с одной стороны порадовало, потому что я действительно за всё время, что знаю Зарину, не видела у неё этой эмоции. Или она всё же преувеличила, когда говорила, что делает всё и всегда, чтобы всем нравиться и не проявляет подобных чувств, или она менялась, — начиная отстаивать себя.
У неё на столе стоял букет жёлтых роз. Она выдернула из него бутон, села в своё кресло и уткнулась в цветок носом, не желая больше говорить.
— Всё хорошо, Зарина, — произнёс Трис, — никаких ошибок нет. Мы найдём нужную комнату, парень обязательно скажет "да" и я выстрою для Эвелины самый красивый мост.
Конечно, для Настройщика горше всего было слышать обвинение в свой адрес именно из-за того, чьё это дело. Она поклонница Марты, она больше всех нас радела за счастливый исход, скрывая накал своих переживаний. Вельтон примирительно взял яблоко из своего обеда и положил на её стол:
— Не сердись. Давайте-ка я вам такую историю расскажу! Это очень старая история, я в те годы как раз был, самым что ни на есть, новичком, а все остальные были старожилами. Не пришёл ещё и Трис в агентство, и никто из вас, естественно, ещё не работал. Каждую из должностей занимали другие люди, о которых мы редко сейчас вспоминаем. Летописцем в те годы был молодой Ив, Реставратором мужчина постарше — Артур, а Настройщиком такая же молодая девушка, как ты, Зарина. Признаюсь, работала она гораздо хуже, и была в агентстве всего год, но не в этом суть. Пришла к нам как-то посетительница, женщина лет тридцати, но ей ни за что нельзя было дать этот возраст. Она выглядела как школьница, или студентка первого курса, и не потому, что сохранила очарование юности, а потому что и стрижка у неё была такая, и одежда, и поведение, словно законсервировалась она несколько лет назад и до сих пор живёт мыслями себя же семнадцатилетней. Она не выросла, такое у меня сложилось впечатление. Это было не так уж и плохо, — ведь если посмотреть с другой стороны, у неё не была утрачена возможность удивляться жизни, и оставалась свежесть восприятия. Так вот, Настройщик наша, а её звали Ника, моментально прочувствовала всё это и заговорила с ней соответствующе, — как девчонка с девчонкой. И посетительницу прорвало на откровения. На одно, на второе, на третье… она рассказала не об одном случае, а о нескольких, и не всё было связано с людьми, но и с какими-то предложениями, возможностями, даже мыслями. Она рассказывала обо всех, с кем могла познакомиться и не познакомилась, обо всех предложениях новой работы, от которых она отказывалась, о возможностях переехать в город её мечты, чтобы жить и работать там, о мечтах получить другую профессию, к которой много лет тянуло, не смотря ни на что… одним словом Ника, да и мы все, быстро поняли, что в агентстве у нас появился не человек, а сплошной ходячий страх любых перемен. Даже тех, к которым со всей горячностью стремилась душа. Эта женщина до сих пор была одинока, до сих пор работала на одном и том же скучном месте, до сих пор жила в старой квартире, до сих пор стриглась и одевалась, как привыкла когда-то, и уверяла, что ничего в жизни менять не хочет, только хочет быть счастливой. Она уверяла, что ей всё нравится в её жизни, но при этом заливалась слезами. А на вопрос "Вы потеряли человека?", отвечала: "Да!", но не могла сказать кого и когда. Сложный был случай…
Вельтон рассказывал это, прохаживаясь по середине нашего холла, между столами, а мы все сидели и слушали. Когда он прервался на этом и вернулся за свой стол, я испугалась, что история на этом закончилась, но Архивариус вздохнул и покосился на ряды папок с делами.
— Можно даже найти это дело сейчас… так вот Ника вдруг сказала, что ниточка есть, она её чувствует. Всё агентство было поражено. Слепому было ясно, что посетительница попала сюда случайно, запутавшись в своих психологических проблемах, отчаявшись от собственного несчастья и жаждущая помощи со стороны. Однако мы понимали, что эту её проблему здесь никто решить не в состоянии. А Ника настаивала на своём, — чувствую, мол, ниточку, и всё тут! Что делать? За что браться, если упущенных людей по историям посетительницы набралось около пятнадцати? Ночь уже кончалась, женщина та ушла давно, а Настройщик всё сидела в раздумьях, окружённая недоверием своих коллег, и вдруг её осеняет: "Кондуктор!". Что? Почему? Какой кондуктор? Такая незначительная история… это случилось тогда, когда посетительница выпустилась из университета и начала работать в одном госучреждении бухгалтером. Её тетя попала в больницу, и родственники по очереди ездили ухаживать за ней. Она ездила дежурить в палате три раза в неделю после работы, не помню уже точно, какие это были дни, но садилась она всегда в одно
Тут Вельтон опять остановился и завздыхал, довольно наслаждаясь возникшим к нему вниманием и выдерживая интригующую паузу.
— Да… этот бунтарь успел далеко забраться. В отличие от посетительницы, он-то как раз не боялся перемен. За порогом двери Здания оказалось тропическое бунгало с элементарными столом и стулом, с гамаком вместо кровати, и кучей походных вещей. Парень, теперь уже крепкий мужчина, путешествовал в своё удовольствие, и работал кем придётся, не задерживаясь надолго нигде. Возможно, это началось давно, и кондуктором он был тоже по необходимости, лишь бы как-то перекантоваться в городе, а потом идти дальше… он посмотрел дело. И… и отказался.
В комнате все молчали. Я подумала о том, хорошо это или нет, что они не связали свою жизнь друг с другом? Тогда могло получиться, что он бы увлёк её в мир перемен, или, наоборот, — она увлекла бы его в мир постоянства.
— Ты меня извини, Зарина, я не хотел тебя обидеть. Ты правильно настаиваешь на своём, если чувствуешь ниточку. Ты молодец. А Нил найдёт дверь не сегодня так завтра, это тоже бывает.
Утром я отправилась сразу в мастерскую и рисовала до потери сознания сначала подарок, а потом морскую бурю на листе, разложенном на весь стол. Я вновь незаметно для себя заснула и очнулась около двух часов, прилипшая к столешнице, испачканная в пастели и грудью и щекой. Умывшись, почистившись щёткой, на сколько это было возможно, я убралась, закрыла двери, и отправилась в магазин. А когда готовила запеканку из стручковой фасоли и оставшейся буженины, поймала себя на мысли, что снова хочу перебраться в сарафан и лёгкие сандалии и походить так, как ходила когда-то в свои двадцать три. Не потому, что я наслушалась от Вельтона историй о том, как женщина застряла в одном возрасте, а потому что подумала о привычках и влияниях, незаметно проникающих в мою жизнь. Быть может, упрёки Геле к моему внешнему виду были справедливы, но причина была не в том, что я боялась быть более привлекательной… мне ведь нравилось носить то, что я носила. Только устроившись преподавателем "ахр" я стала одеваться по — другому. Мне казалось легкомысленным приходить в платье на работу и выглядеть едва ли не так же, как абитуриенты. Нужно было что-то построже. До костюмов не дошло, а вот брюки, блузы, рубашки, свитера, и чёрные штаны стали повседневной одеждой. И всё так незаметно.
А ведь мне тоже не хотелось баламутить жизнь переменами. Сила привычки коварна тем, что её недооцениваешь. Геле думала, что я превращусь в росток из семечка, а я застыла на десять лет, и даже сейчас не было ничего страшнее, чем взять и изменить привычный уклад… взять и признаться Тристану в том, что чувствую. Всё рухнет, жизнь изменится, мы расстанемся… но даже, если бы кто-то подошёл ко мне сейчас и сказал, что всё будет хорошо — Тристан ответит мне взаимностью, он тоже меня любит, мы будем вместе по — настоящему, — кинулась бы я немедленно на шею Триса, выражая свою любовь? Нет. Этих перемен я отчего-то боялась не меньше, чем перемен в худшую сторону. Нужно было преодолевать свой страх и менять свою жизнь. Делать то, что хочется делать. Нельзя сразу, так постепенно.
Уменьшив в духовке огонь, я ушла в комнату и стала рыться в шкафу. Новое льняное платье висело на вешалке вместе с поясом и браслетами, после прачечной выглядевшее совсем нарядно, но снова его мне одевать не хотелось. У него теперь был шлейф с воспоминаниями, аура того корпоративного вечера ещё не скоро сойдёт. Я достала своё старое, чуть выцветшее платье, померила, с радостью отметив, что до сих пор помещаюсь в него, и достала старые босоножки. Хорошо бы обновить гардероб, но пока я остановилась на этом, — отгладив все складочки, почистив на обуви ремешки, я решила, что сегодня на работу в агентство пойду так, — а волосы подколю на заколку.