Связующие нити
Шрифт:
Мозг был настолько переутомлён и лихорадочно возбуждён, что я безнадёжно открыла свои болезненные глаза и уставилась в потолок. Потом я услышала, как из своей комнаты вышел Трис. Прислушавшись ещё, я различила его шаги на кухню, потом лёгкую возню в прихожей и аккуратное, медленное, без лишнего шума открывание двери. Тристан куда-то сбегал среди ночи. Посмотрев на свой будильник, убедилась ещё точнее — шесть вечера. Видимо, у него тоже бессонница.
Вздохнув, я встала, снова переоделась из своей спальной футболки и шорт в летние штаны и рубашку и босая, как больше свойственно Трису, ушла на кухню сидеть в своей нише окна. Через пятнадцать минут замок снова
— Не спится? — и хмуро, и весело спросила я, давая понять, что мы оба собратья по несчастью в этом вопросе.
— Я твоим супом не наелся, — ответил он, и поставил пакет на стол, — мысли о еде не давали мне спать, я решил сходить в магазин.
Особого голода я не чувствовала, но вылезла из своего закутка и стала помогать выкладывать продукты. Буженина, помидоры, зелень, свежий белый хлеб, — всё пахло действительно неплохо.
— Бутерброды будешь?
— Буду!
— Тогда свари какао и растопи шоколад, — и Трис дал мне в руки пакет молока и шоколадку.
— Десерт… ты настоящий спаситель.
— Гуляем, — и он откусил прямо от края булки большой кусок хлеба, — дальше всё будет цивилизовано, обещаю.
Я стояла у плиты, помешивая то молоко, то шоколад на водяной бане, а Трис за столом нарезал мясо, хлеб и помидоры. Слюнки потекли, ощущение недосыпа смягчилось, а когда запахло шоколадом, то и настроение выправилось. Перебежками от плиты к столу, я, не дожидаясь самих бутербродов, таскала из под ножа то одно, то другое, тем более что и сам Тристан поступал точно также, — отправлял себе в рот каждый четвертый ломтик. Цивилизовано, как он обещал, не получалось. Даже тарелки доставать не пришлось, — пока суть да дело, мы ели стихийно, и прикончили больше половины куска буженины, ничего не оставив от помидоров, хлеба и зелени. Было даже весело, пока Трис, убрав вымытые ножи и доску и достав пару больших кружек для горячего десерта, внезапно не спросил:
— А почему ты мне не подала руки?
Я не сразу поняла, о чём он и вопросительно посмотрела на него, одновременно снимая какао с огня.
— В мастерской вчера. Я сказал, что не хочу ссориться, пришёл извиниться и протянул тебе ладонь. Почему ты не подала мне руки?
Голос Тристана был непринуждённым, он спрашивал как бы "кстати", но по взгляду, который он не сводил с меня, я понимала, что вопрос ему важен.
— Потому что руки были испачканы в пастели.
— Я серьёзно, почему?
— И я серьёзно. Я же знаю, что тебе это не нравится.
Тристан молчал, решая про себя, верить мне или нет, а я добавила:
— Я и так за последние дни работы с учениками себе руки убила, а вчера вдобавок рисовала пастелью, которую всегда растираю пальцами и ладонью. Мне не хотелось подавать тебе свою синюю куриную лапу для рукопожатия, чтобы тебе… ну…
Мне хотелось сказать "противно не было", но я не стала уточнять.
— Ты не шутишь?
— Нет.
— Из-за такой глупости?
— Я придаю этому значение, между прочим.
Тристан сощурился на меня:
— Весь день я не знал, что мне думать, а ты… Я тебе отомщу.
— Да? Как?
— Не знаю, но обязательно… — Тристан облегчённо вздохнул. — Предлагаю в честь нашей бессонницы взять какао и пойти посмотреть кино.
— Давай.
Трис не застилал диван, на нём поверх покрывала лежала только подушка, которую он убрал в шкаф. Журнальный столик с книгой и часами я придвинула вплотную, и, усевшись, вытянула на левый край столешницы ноги.
Как же давно такого не было, — полутёмная атмосфера, почти как в кинотеатре, мягкий диван, что-то вкусное на столе и интересное на телеэкране. А главное — Трис рядом. Мы частенько во время просмотров перекидывались репликами и только особо захватывающие фильмы, смотрели молча, обсуждая какие-то вещи уже после.
Этот фильм был относительно новый, около года назад шедший в кинотеатрах, а теперь выпущенный и на кассетах. Очень красочный, богато костюмированный, с достаточно знаменитыми и талантливыми актёрами в главных ролях. Но, потягивая свой горячий тонизирующий напиток, я понимала, что слишком часто теряла нить повествования, то на мысли отвлекаясь, то на ощущения. Мозг от сытости, тепла и сумерек стал отключаться, накатывал такой долгожданный сон, что я готовилась уже сказать, что не могу больше смотреть и чертовски хочу спать, но всякий раз откладывала эту фразу ещё на пять минут, и ещё на десять, — в кои то веки мы снова смотрим вместе кино, и хотелось продержаться, досидев до конца…
… и просыпалась я очень медленно и нехотя. В первые секунды я думала, что лежу у себя, как обычно, на своём кресле и либо я проспала, либо будильник ещё не звонил. Разлепив глаза, поняла, что сейчас без пяти десять вечера, и за этой первой мыслью вдогонку примчались следующие, — что часы не мои, а электронные, Тристана, и что я не на своём кресле, а на его диване, бок о бок с ним. Ото сна я протрезвела так же быстро, как если бы меня окатили холодной водой. Даже не бок о бок, — я бессовестно спала всё это время, полуобняв его поперёк туловища и положив голову на грудь. Приступ волнения, к счастью, я пережила не пошевелив даже пальцем, ощущая, что Тристан тоже не шевелится и дыхание его было ровным, — он спал.
В комнате ещё горел ночник, мигали огоньки видеомагнитофона, напоминая о невытащенной кассете, а поверх цифр на электронных часах светился маленький зелёный колокольчик. Тристан, естественно, заводил будильник на десять, как и я.
В голове у меня проскочило как молния: "Уже через пять минут он зазвонит!". Я опять похолодела, представив, что нужно будет просыпаться вот так, в таком положении, и неловкости не избежать, потому что таких вещей мы в нашей дружбе прежде не допускали. Что было делать? Попытаться дотянуться до кнопки "отмена"? Но если я шевельнусь, Тристан может проснуться и без звонка. И был ли вообще выход из положения, если рано или поздно, но вставать нужно? Ладно бы я лежала с краешку, тихонько бы встала или даже упала на пол. Я же завалилась между ним и спинкой дивана, — правое плечо затекло, прижатое весом, очень хотелось потянуться, но я все свои нервы заставила успокоиться и сосредоточилась на сохранении неподвижности.
Без трёх минут.
Без двух минут.
Я смотрела на циферблат, как на таймер бомбы. Ещё немного и всё взорвётся. У меня горело лицо, я это прекрасно чувствовала, и как же мне не хотелось, чтобы он это видел. Ночник давал слабый свет, но потом мы будем завтракать, собираться на работу, придётся в глаза друг другу смотреть. Почему мне нельзя было уснуть по — другому, даже на таком узком диване это было вполне возможно, — отвернулась бы носом к спинке, затылком ему под руку, и всё бы сейчас было хорошо.