Сыграй мне смерть по нотам...
Шрифт:
– Даша! Что ты здесь делаешь? – придушенным голосом спросила Ирина, тиская длинными пальцами крошечную сумочку.
О, вот и он, третий и окончательный признак лани! И почему у всех явлений бывает именно три признака? Лань – это неимоверные каблуки, чёрное в обтяжку и невозможно маленькая, дурацкого какого-нибудь покроя сумочка, в которой с трудом помещается лишь носовой платок. Он нужен на случай частых слёз по поводу «куда он, подлец, ушёл и почему не возвращается». К такой сумочке прилагается увесистый пластиковый пакет. В пакете лань носит всё ей необходимое,
– Дарья! – голос Ирины возвысился и дрогнул. – Почему ты не отвечаешь? Почему ты здесь?
Дарья рассеянно посмотрела на противоположную стену, не отрывая рук от клавиш.
– Я тут, мама, работаю, – тихо сказала она, – Не мешай! Меня люди слушают.
– Кто? Эти жующие вместе? Завсегдатаи кабака?
– Какая разница, кто они. Это публика.
– Как ты разговариваешь с матерью! – возмутилась Ирина.
– Лладно, я не буду разговаривать. Ведь не о чем!
Ирина тяжело задышала. Она не знала, что делать, долго собиралась с мыслями и наконец заявила:
– Ты сию же минуту одеваешься и идёшь со мной домой!
– Нет.
Девчонка нахальная и непослушная! Её кукольное личико стало злым, брови сдвинулись, оттопырилась нижняя губа.
Смирнов на препирательства матери и дочки смотрел спокойно и только иногда трогал Ирину за локоть, пытаясь ободрить. Его всевидящие глаза блестели в полутьме. Наконец он вступил в разговор:
– Ирина, прошу тебя, не волнуйся! Сейчас мы всё устроим. Даша отправится домой и никогда здесь больше не появится.
Даша усмехнулась так высокомерно, как умеют только дети.
Смирнов пошевелил в воздухе пальцами и сказал официанту, явившемуся на этот зов:
– Я хочу видеть вашего менеджера – того, кто отвечает за музыку. У вас здесь налицо грубое нарушение российского законодательства.
Даша в ответ взяла несколько резких аккордов. Из-за голубоватой панели, украшающей сцену, показалась физиономия длинноволосого парня, который суетился недавно среди оркестрантов. Даша скорчила ему какую-то гримасу, парень исчез.
Между тем из неопределённо-сумрачных глубин «Багатели» возник молодой человек в безупречном деловом костюме, с папочкой под мышкой. Склонив голову набок, он спокойно нёс навстречу Смирнову радостную улыбку. Щёки молодого человека были свежи, как лепестки майской розы. Глядел он ласково, представился негромко:
– Антон Чекшин, менеджер. Кажется, у вас ко мне вопросы? Прошу вас, присядем за этот столик.
Они устроились неподалёку от Самоваровых. Ирина тоже хотела задавать вопросы, но Смирнов едва заметно кивнул ей: нельзя! Самоваров его одобрил. Ещё бы, лань сразу понесёт вздор задыхающимся голосом, напутает, вспылит, и всё кончится ничем. Умный Смирнов! А не слишком умная Ирина, оказывается, обучена его слушаться.
Самоваров сидел спиной к менеджеру и Смирнову, зато Ирину видел отлично. Она далеко отодвинула стул, уселась нога на ногу и устремила взор на белый свитер Смирнова. Воинственно вздёрнутой ногой она то выписывала круги и зигзаги, то мелко трясла, изгоняя боль от неудобных каблуков.
– Итак, у вас проблемы, –
Смирнов фыркнул:
– У меня проблем нет! Они у вас, причём весьма неприятного свойства. Вы знаете, что труд несовершеннолетних в вечернее и ночное время законом не допускается? Тем более без согласия их родителей?
– Я совершеннолетний, – серьёзно уверил его Чекшин.
– Не валяйте дурака! Речь не о вас. В вашем заведении вовсю используется детский труд. Вот, например, ваша сегодняшняя пианистка – вы знаете, сколько ей лет?
– В нашем штате нет пианистки.
– А кто это сейчас на сцене?
– Понятия не имею.
Смирнов возмутился:
– Может, и некоего Романа Вагнера вы тоже не знаете?
– А кто это такой?
– Он пиликает у вас каждый вечер на скрипке. Чардаш Монти, «Семь сорок».? Специалист по чардашу Вагнер и притащил сюда эту несовершеннолетнюю девочку.
Чекшин вздохнул:
– Я вижу, кто-то вас злонамеренно ввёл в заблуждение. Никак не могу понять, чего вы добиваетесь? И кого вы представляете?
– Я никого не представляю, – начал злиться Андрей Андреевич.– Я лауреат премии имени… да к чёрту это! На рояле сейчас играет Дарья Шелегина, тринадцати лет. И играет уже не первый вечер, скрываясь от матери и педагогов. Это возмутительно!
Надо же! Неужели? – неестественно удивился менеджер.
Смирнов даже крякнул от возмущения. Ирина резко сорвалась со своего стула, и тот опрокинулся.
– Чего вы тут комедию ломаете! – закричала она, задыхаясь. – В вашем вертепе гибнет моя дочь! Вы используете её! За гроши! Как приманку для извращенцев!
Смирнов схватил Ирину за локти и оттащил к прежнему стулу:
– Ради Бога, Ира, сядь здесь. Я сам разберусь. Не надо!
Ирина громко дышала и пыталась умертвить менеджера Чекшина горящим взглядом. Но Смирнова она слушалась беспрекословно и сидеть на стуле осталась. Даша всё это время музицировала с самым беспечным видом.
– Вот слышали? – укоризненно сказал Смирнов, вернувшись к менеджеру. – Что вы можете ответить несчастной матери?
– Несчастной матери я могу ответить следующее…
Чекшин извлёк из своей папочки какие-то бумажки.
– Вот, смотрите, – сказал он. – Это наши музыкальные программы на декабрь. Итак, сегодня запланировано лишь одно выступление – ансамбля авторской песни «Стремление» под руководством Угланова Игоря Тимофеевича. Это более чем совершеннолетний господин, уверяю вас. Вот копия его трудового договора, вот утверждённый состав исполнителей – как видите, самый младший из них пятьдесят восьмого года рождения. Где тут дети? Где извращенцы? Игорь Тимофеевич – основоположник бардовского движения в Нетске. Он младший соратник покойного Булата Шалвовича. «Стремление» состоит из ветеранов Грушинского фестиваля. Если господин Угланов вопреки договору привлёк к выступлениям несовершеннолетних или ещё что-то нарушил, со всеми претензиями обращайтесь непосредственно к нему. Диктую адрес: улица Энгельса, дом восемь, корпус…