Сын Багратиона
Шрифт:
Зрелище там было совсем не для слабонервных. Разорванные на части тела, кровища везде и непередаваемая вонь могли вывести из равновесия и более закаленных людей. Что говорить, если даже ефрейтор, больше всех утверждавший, что с минами ничего толкового не получится, сейчас выглядел очень уж бледным.
Понятно, что мы с мамой как вышли во двор, так проблевались и срочно вернулись обратно в дом.
Но я тут же сбежал через чёрный выход и как раз попал, что называется, с корабля на бал. Солдаты, пока я блевал, а потом сбегал от мамы, уволокли пленных на задний двор и там
Интерлюдия
После боя как-то само собой получилось, что во время короткого отдыха вместе собрались ефрейтор и три самых авторитетных солдата. Один из солдат неожиданно произнес:
— Ну вот, Егор, а ты не верил, что мины сработают как надо. Всё-таки княжич только на вид дитя дитем, а голова у него варит совсем не по-детски. Одно слово, княжья кровь.
— Не говорите, дураком себя чувствую, тем более что он оказался во всем прав. Распланировал все, будто знал, что и как будет. Да и в целом это дите рассуждает не как ребёнок. Вы видели, как он с матерью разговаривает? И ведь она его слушает.
Уже другой солдат добавил:
— Надо и нам, мужики, прислушиваться к словам этого мальца. Думаю, хуже не будет. Да и вырастет он и будет, наверное, весь в своего отца. Видели, как он смотрел на устроенную им же бойню? Хоть и обблевался, но испуга в его глазах я не увидел. Странный ребёнок.
Егор ухмыльнулся и произнес:
— Сказал бы кто, в жизни бы не поверил: пятилетний ребёнок командует солдатами. Было бы смешно, если бы не было так грустно. Посмотрим, как дальше будет. Но прислушаться и присмотреться к княжичу нужно. Может, и правда с этого будет какой-нибудь толк.
Конец интерлюдии.
Первое, что я узнал на заднем дворе, — это то, что среди убитых обнаружили разорванный пополам труп Жозефа Степановича. Он, оказывается, не ломился в дверной проем впереди всех, а на момент взрыва находился посреди двора, так что прилетело ему каменной дробью нормально так.
У меня прямо от сердца отлегло от этой новости. Всё-таки я очень переживал, что он окажется среди беглецов. Повезло, по-другому не скажешь.
Что касается допроса, то оба пленника пытались показать гонор и на вопросы отвечать не собирались. Один из них был явно из дворян. Об этом говорили достаточно богатая добротная одежда, чисто выбритое лицо, ухоженные руки, не знающие тяжёлого труда, и его поведение. Второй пленник был угрюмым бородатым мужиком, злобно зыркающим на солдат глубоко посаженными глазами.
Когда я, выслушав рассказ ефрейтора о Жозефе Степановиче, подошёл поближе, дворянин как раз цедил через губу, что он человек благородных кровей и не собирается о чем-либо разговаривать со всяким быдлом.
Надо сказать, солдаты от этих его слов стушевались и не знали, что теперь делать. А вот меня такое его поведение взбесило. Поэтому, повернувшись к ефрейтору, я произнес:
— Егор, прострели этому дураку колено, — тот хотел что-то сказать но я продолжил. — Он у нас долго умирать будет. Быструю смерть ещё заслужить надо.
И,
— Живыми вы отсюда все равно не уйдёте. Только от вас самих зависит, как вы будете умирать.
Этот придурок начал что-то шипеть про два вершка от горшка, но запнулся, когда Егор выстрелил ему в ногу, а потом завыл как-то даже с надрывом.
Я, переждав этот вой, сказал, обращаясь к Егору:
— Вот так и дальше расспрашивай. Не будет говорить, дроби колени, локти, да и вообще любые кости. Нам нужна информация, и мы должны ее получить.
Гонористый дурачок сомлел, а вот его соратник, посмотрев на пример правильного допроса, поплыл и начал охотно отвечать на вопросы.
Слушая изливающего душу разбойника, я нормально так охреневал. Оказывается, уже в этом времени есть ОПГ, которые действуют чуть ли не эффективнее, чем их коллеги в будущем.
Если говорить коротко, то картина будет такая. Несколько местных помещиков, большинство из которых были из поляков, объединились в, так сказать, организацию взаимопомощи в тёмных делах. Мелочами они не занимались, а вот дела, сулящие хорошую прибыль, проворачивали довольно часто. Понятно, что разбираться досконально, что и где они натворили, придётся властям, но и перечисленного этим мужиком достаточно, чтобы охренеть от размаха деятельности этих уродов.
В основном они работали по купеческим обозам, но и грабежом богатых имений тоже не брезговали, особенно во время недавней войны. В общем, есть о чем спрашивать сомлевшего дворянчика, так что убивать я его передумал. Пока он не расскажет, кто из власть предержащих их крышевал, умереть ему не суждено. Надо всерьёз подходить к этому делу, а то можно ведь и нарваться.
Почему-то я сомневаюсь, что они могли поворачивать все, что перечислил мужик, без серьёзной крыши, поэтому я решил потрошить дворянина по-взрослому.
Правда, самому за этим понаблюдать, а тем более поучаствовать мне не удалось.
Сначала на задний двор примчался Кузьма с вопросом, кто стрелял и что случилось, а потом и мама появилась.
Правда, предполагая, что так и будет, я её встретил в дверях и не позволил выйти на улицу. Ну, как не позволил, просто проскочил мимо неё и с деловым видом направился в дом, пряча под полой разряженный пистолет. Понятно, что пятилетнему пацану такую игрушку особо не спрятать, здоровенная же дура, и мама все это заметила и вознамерилась отобрать оружие. Собственно, на это и был расчёт.
Только и успел сказать Егору, чтобы он продолжал допрос без меня и обязательно узнал у дворянчика имя их покровителя, забрал у ефрейтора разряженный пистолет и устроил спектакль под названием «обиженный ребёнок, у которого отобрали игрушку».
Ну да, пистолет пришлось отдать, зато на улицу мама не пошла, а принялась читать мне мораль о том, что такое хорошо и что такое плохо.
Тяжелое это бремя — взрослому пребывать в теле ребёнка, очень уж все напряжно. Но я тем не менее терпел и слушал, что ещё оставалось делать. Терпел, хотя всем естеством хотел вернуться на улицу и самому проконтролировать допрос.