Сын Эльпиды, или Критский бык. Книга 2
Шрифт:
Эвтерпу просто закопали в землю на краю кладбища, насыпав могильный холмик, – скоро могила бедной ионийки потеряется в бесконечном ряду захоронений вавилонян. Но пока я здесь, я ни с чьей другой ее не спутаю.
Я возвращался во дворец с тяжелым сердцем, во власти печали, которая отныне всегда будет моей спутницей. Но теперь я был готов начать новую жизнь, один, – начать новый свиток, какая бы повесть на нем ни разворачивалась.
Первым делом я, конечно, уведомил обо всем Аместриду. Я не знал, как смог бы теперь смотреть этой женщине в лицо, – но, к счастью, еще несколько месяцев мне
Царица прислала мне любезное письмо, в котором выражала большое сожаление по поводу моей утраты, – но соглашалась утвердить меня в качестве вавилонского наместника. Я трижды перечитал этот папирус. Я уже никогда не избавлюсь от сомнений! Но, возможно, Поликсена напрасно кивала на персидскую царицу, приписав ей такое черное дело. Возможно, для супруги Ксеркса смерть Эриду явилась такой же неожиданностью, как и для нас!
Мое самостоятельное правление пошло весьма успешно. Я был уже достаточно опытен, а этот восточный город – слишком стар и привычен ко всякой власти, кроме демократической. Хотя даже для вольнолюбивых Афин народовластие было еще в новинку.
Кончилось лето, наступила осень. И хотя в Вавилоне перемена погоды почти не ощущалась, я сознавал, что скоро мы опять окажемся заперты среди пустынь, лишившись возможности бежать… Я не собирался бежать – но чем ближе подходил день возвращения Ксеркса, тем сильнее я паниковал. Я все явственнее понимал, что не смогу приветствовать великого деспота с тою же непринужденностью, что и Эриду: раболепие вавилонян не было для них раболепием, а являлось преклонением перед высшей властью, естественным для азиатов, как дыхание! Пока нас было двое, за такие церемонии отвечал Эриду; а для меня одного это окажется непрерывным насилием над собой, которого я не выдержу! И что тогда ждет меня и мою семью?..
Ксеркс, надо полагать, настроен вовсе не благодушно, получив такую трепку от моих соплеменников. И малейшая моя оплошность может погубить всех нас…
И пока я терзался такими сомнениями, совершенно неожиданно явился посланец из Карии. Царица Артемисия прислала мне письмо.
Казалось, Артемисия уже забыла, какую дала мне отповедь прошлой осенью. А может, она посчитала, что я проглочу любое оскорбление!
Как бы то ни было, карийская царица предлагала мне не что иное, как побег… Артемисия писала, что понимает, в каком затруднительном положении я очутился: и, из сочувствия к соплеменнику, она предлагала мне свободно провести меня через свои земли и в порту Галикарнаса посадить на корабль, который доставит меня куда угодно! И все это безвозмездно!
Я попытался добиться от посланника какого-нибудь объяснения; но этот кариец, одетый как перс, лишь с достоинством поклонился и сказал, что воля его госпожи является для него тайной. Он не знает содержания письма, и ему велено только передать его и дождаться ответа.
Я пошел к моей царице. Она как раз укладывала детей поспать днем. Но по моему лицу жена сразу поняла, что у меня неотложные вести.
Мы направились в спальню, и там я вручил Поликсене письмо. Она села за столик и, сдвинув брови, внимательно его прочитала. Потом подняла на меня глаза – в них появился особенный блеск, который я хорошо знал, на высоких скулах проступил румянец.
– Каково
– Это ловушка, – ответил я без колебаний. – Думаю, за этим стоит Фарнак.
Поликсена медленно наклонила голову.
– Очень может быть.
Я усмехнулся.
– И она еще сочла, что я попадусь! Неужели Артемисия считает меня таким дураком?
Поликсена так же медленно покачала головой. Она принялась расплетать косу, перекинутую через плечо.
– О нет, Питфей. Напротив, Артемисия убеждена, что ты умен! Она действительно предлагает тебе корабль и свободу… но не просто так. Однако о подобных вещах мужьям и отцам не пишут напрямую.
Я почувствовал, что краснею под ее пристальным взглядом. Неужели?..
Пурпурные губы Поликсены тронула улыбка.
– Ну как, господин мой муж, ты согласился бы на такой обмен?
Я наклонился к ней.
– Мне казалось, что ты достаточно знаешь меня, чтобы не задавать подобных вопросов! Что об этом думаешь ты сама?..
Поликсена расплела косу до конца и встала, резким движением головы откинув за спину черные волны волос.
– Фарнак никогда не стал бы подчинять меня силой, – произнесла она. – Любовь рабыни – это не любовь! Женщина только тогда любит, когда может выбирать за себя и за другого… И теперь брат – и царица Карии ждут ответа от меня, а не от тебя!
Она вскинула крепко сжатый кулак. Я восхищался ею, почти забыв, что мы говорим о моем сопернике. Я понимал теперь, почему Фарнак всю жизнь пламенно любил ее одну и не мог забыть!
– И что ты скажешь ему? – воскликнул я.
Поликсена посмотрела мне в лицо.
– Я напишу ему, напишу своей рукой, – произнесла она с расстановкой, – пусть приезжает в Вавилон сам, чтобы взглянуть на нашу дочь. Мы объяснимся, и я скажу свое окончательное слово… И пусть Фарнак привезет с собой сына, которого я так давно не видела!
Я отпрянул, потрясенный.
– Он никогда на это не согласится!
Поликсена усмехнулась.
– Согласится. Иначе покажет себя трусом, который недостоин моей любви! А ты проявишь свое прославленное благородство и примешь его как дорогого гостя… не правда ли, Питфей?
Я посмотрел ей в глаза.
– Я сделаю так, как ты хочешь, – но только если ты скажешь мне, что у тебя на уме! Я вижу, ты опять что-то задумала!
Поликсена кивнула.
– Да.
Потом лицо ее исказилось болью, и она подняла обе руки, стиснутые в кулаки.
– Я скажу ему, кто повинен в смерти Варазе: и тогда Фарнак сам откажется от меня!.. Он приедет, полный надежд, а я воткну ему нож в сердце!
Она стала кусать губы.
– Фарнак мой двойник, моя мужская половина! О светлая Анахита 2 , богиня чистых вод, я уже теряла любимых… но никогда еще мне не было так больно!..
Поликсена села и зарыдала, уронив голову на руки. Я понял, что должен уйти; и покинул мою супругу, которой предстояло сделать столь тяжкий и окончательный выбор.
2
Богиня воды, любви и плодородия в иранской мифологии.