Сын Эльпиды, или Критский бык. Книга 2

Торгашова Дарья

А я прибавил с твердостью:

– Больше я не стану черпать для вас воду. Отпустите меня… или убивайте прямо здесь.

– И меня убивайте! – тоже по-египетски пылко воскликнул Артабаз, слушавший каждое наше слово.

– Это мой слуга – он должен быть все время со мной, – сказал я с гордостью.

Хекаиб раздумывал несколько мгновений. Потом жрец молча повернулся и вышел, вместе со своей охраной. А я улыбнулся, взглянув на Артабаза: я почувствовал, что мы с ним выиграли эту схватку!..

И действительно: спустя небольшое время явился храмовый

лекарь, напомнивший мне Касу. Он тщательно осмотрел меня; прежде всего, он занялся моей ногой. Египтянин прощупал мое колено и лодыжку, причинив мне такую боль, что я прокусил язык; потом он сказал, что, хотя внутренних переломов нет, лечение потребуется длительное. Он намазал мою кожу густым темным бальзамом, в котором я уловил запах мирры и еще каких-то смол; и наложил тугую свежую повязку – забинтовал ногу от самой ступни, чтобы связки не растягивались. Затем врач впервые скупо улыбнулся мне и сказал, что остальным моим ранам будет достаточно полного покоя.

Потом мне принесли крепкую палку; и, с помощью одного из солдат, меня перевели из рабочего дома в небольшую комнату при храме. Мне принесли свежий бульон, лучшее средство для раненых, и хороший белый хлеб. Мы с Артабазом позавтракали, макая хлеб в одну чашку.

Я радовался не только этому временному отдыху – я радовался, что меня отделили от остальных… Я знал, что наши матросы были казнены вчера по моему обвинению! Их вместе с нубийцем, вероятно, вытащили за территорию храма – священную территорию, на которой запрещены убийства; и разбили головы дубинками… И пусть насильники заслужили это, свои мне такого навета не простят!

Сколько их набралось теперь – тех, кто жаждал мне отомстить? И сколько людей уже пострадало – и еще пострадает по моей вине?..

Несколько дней я, однако же, наслаждался бездельем и одиночеством. Я попросил, чтобы мне принесли свежих прутьев, и начал плести корзины, как раньше на досуге: чтобы не быть бесполезным и вернуть гибкость пальцам. Артабаз оставался при мне – я требовал немного ухода, потому что повязку мне раз в сутки менял врач. Мой перс носил мне еду с храмовой кухни; и, кстати, сам пристроился там помогать.

Остальных товарищей мы не видели. Я был готов сделать для них все, что в моих силах, – но не мог смотреть им в лицо.

Жрецов я тоже больше не видел. Через три дня опухоль в ноге спала, и боль уменьшилась. Я уже мог вставать и ходить, возвращая подвижность членам, и начал отправляться на прогулки: однако, по понятным причинам, избегал храмового сада.

А потом приехала Анхес. Она зашла ко мне в келью – и застала меня сидящим на полу, за плетением корзины…

– Поднимайся, экуеша, – сурово сказала она вместо приветствия. – Мы уезжаем – я выкупила тебя.

– Одного меня?.. – воскликнул я: тут же осознав, как глупо и неблагодарно это прозвучало.

Египтянка усмехнулась.

– Тебе этого мало? Да, одного тебя. Идем.

И она протянула руку.

Глава 14

Артабаз должен был остаться храмовым рабом.

Этот удар оказался потяжелее тех, что я получил в драке!

Я презрел свою гордость и горячо просил Анхес выручить моего слугу – хоть где-нибудь замолвить за него словечко… Он не заслужил такой участи после всего, что сделал для меня! Да что там – я отлично отдавал себе отчет, что никто из моих спутников и помощников не заслужил подобной судьбы; но человеческое сердце никогда не может быть беспристрастным, и для меня Артабаз был дороже их всех вместе взятых.

Анхес долго молчала, поджав губы, – не было ничего удивительного в том, что она терпеть не могла персов; и евнухов тоже не любила. Потом египтянка сухо произнесла:

– Чтобы выкупить тебя, я взяла деньги в долг у одного из соседей – под залог будущего урожая! Я вырвала хлеб изо рта моих детей!

Я кивнул почтительно и сочувственно – я догадывался о чем-то подобном.

– Я расплачусь с тобой при первой возможности, госпожа. И я не прошу выкупать Артабаза: я знаю, что одно твое слово может перевесить чашу весов!

Моя спасительница, кажется, была польщена и немного смягчилась.

– Да, кое-что я еще могу, – сказала Анхес. – Я попробую помочь твоему евнуху… если он для тебя важнее всех других!

– Важнее, – ответил я без колебаний.

Не дай боги кому-нибудь оказаться перед таким выбором – потому что решить по справедливости в подобном деле невозможно…

Артабаз пришел ко мне проститься. Он казался совершенно спокойным: хотя, конечно, был глубоко огорчен нашим расставанием.

– Мы скоро опять будем вместе, господин, – сказал перс.

– Ты в это веришь? – воскликнул я.

– Я знаю, – ответил он, улыбнувшись. – Я ожидал, что так будет. Но великодушная госпожа спасла тебя – а значит, спасла и меня, и всех остальных!

И Артабаз низко склонился перед египтянкой, стоявшей рядом со мной.

– Да будет твой путь всегда устлан розами, благороднейшая, – как твое сердце уже сияет светом истины, озаряя твою жизнь…

Я перевел слова моего слуги. И Анхес невольно улыбнулась его изысканной любезности.

– Ты красиво говоришь – хотя из моих уст этот язык никогда не прозвучит, – ответила она персу. – Но я понимаю, почему твой господин так тебя ценит.

Артабаз снова поклонился. А потом я обнял моего верного помощника и благословил: от него теперь, как раньше, пахло свежестью, и на нем были надеты новая белая юбка-схенти, египетского покроя, и сандалии из пальмовых листьев. Жрецы остались довольны его работой по хозяйству – и пока что я мог быть за него спокойным.

Я тоже теперь был одет по-египетски – мне дали такую же белую набедренную повязку-схенти и легкую накидку, которая драпировалась на правом плече. Врач дал мне с собой баночку своего драгоценного снадобья, которым я мог бы мазаться сам. Я тщательно вымылся, мне подрезали особым ножичком бороду и ногти, и я приобрел почти приличный вид – хотя знал, что на меня все равно будет обращать внимание каждый встречный египтянин…